Артур Дойл - Дядя Бернак

— Нет, нет, оставь собаку в покое! — вскрикнул Лесаж, не могший дольше бороться с боязнью.

— Ты с ума сошел! Вся наша надежда основана теперь на том, успеем или не успеем мы убить ее.

— Но она на своре!

— Если она на своре, тогда ничто не спасет нас. Но я скорее склонен думать, что она бежит на свободе. Тогда мы можем спастись!

Дрожащий Лесаж снова прислонился к столу и не сводил своих испуганных глаз с двери. Человек, дружественно относившийся ко мне, продолжал покачиваться с какой-то странной полуулыбкой, застывшей на его лице. Его худая рука постоянно придерживала что-то на груди под рубахой, и я готов был поклясться, что он прятал какое-то оружие! Туссак стоял между ними и раскрытой настежь дверью, и хотя я боялся и ненавидел его, я не мог оторвать глаз от его словно выросшей и как-то облагородившейся фигуры. Я был так занят этой драмой, разыгравшейся передо мною, финалом которой могла явиться гибель всех обитателей хижины, что мысль о моем собственном положении совершенно испарилась из моей головы. Передо мной разыгрывалась страшная, захватывающая драма, и я был единственный зритель, спрятанный в скверном, грязном подвале!

Я, сдерживая дыхание, ждал и наблюдал. По их напряженным лицам было заметно, что все трое следили за чем-то, чего я не мог еще видеть.

Туссак поместил топор на плечо и приготовился к удару. Лесаж откинулся назад и поднес руку к глазам. Старик перестал покачиваться и точно слился с ящиком, на котором сидел; это был не человек, а скорее какой-то призрак. Послышались чьи-то шаги, на пороге мелькнула тень и в дверях показалась собака…

Туссак сразу ударил ее топором; удар был совершенно правилен, и лезвие топора углубилось в горло животного, но сила удара была настолько велика, что топорик совершенно раздробился. Собака, однако, успела повалить Туссака на пол, и там они извивались в последней схватке — на жизнь и смерть! Этот косматый великан и собака, оба с диким рычаньем, не позволявшим отличить человека от животного, бились из-за самого дорогого для каждого существа — из-за жизни! И человек вышел победителем из этой борьбы! Железные пальцы Туссака впились в горло собаки… Я не видел, что было дальше, как вдруг мучительный, душераздирающий вой огласил комнату. Человек встал, слегка пошатываясь, с его рук струилась кровь, а темная неподвижная масса в луже крови лежала на полу.

— Теперь,— крикнул Туссак громовым голосом,— пора! — и он выбежал из хижины.

Лесаж, в страхе отскочивший в угол, пока Туссак боролся с собакой, выбрался оттуда с измученным видом, с глазами, мокрыми от слез.

— Да, да,— крикнул он,— мы должны бежать, Карл! Вслед за собакой идет полиция, но собака опередила ее, и мы еще успеем спастись.

Но Шарль с тем же невозмутимым лицом, на котором не отразилось никакого чувства, и только челюсти равномерно постукивали, спокойно подошел к двери и запер ее.

— Я думаю, друг Люсьен,— спокойно сказал он,— что тебе лучше остаться там, где ты есть!

Выражение ужаса на бледном лице Лесажа постепенно сменилось удивлением.

— Но вы не сознаете опасности, Шарль,— сказал он, бросая на него пытливый взор.

— О нет, мне кажется, я прекрасно всё знаю,— улыбаясь, ответил тот.

— Но ведь полиция может прийти сюда через несколько минут! Собака сорвалась со своры и ушла вперед них по болоту; нет сомнения, что она направляется именно сюда, потому что это единственное человеческое жилье в этих местах!..

— Нет, мы останемся там, где мы есть!

— Безумец, вы можете жертвовать своей жизнью, но не моею! Оставайтесь, если хотите, но я ухожу!

Он с отчаянием бросился к двери, с беспомощно протянутыми руками, но другой быстро вскочил и встал перед ним с таким повелительным жестом, что юноша отклонился от него в сторону, как будто от внезапного толчка.

— Глупец,— сказал Шарль,— бедный, жалкий глупец!..

Лесаж раскрыл было рот, да так и оцепенел; его колени подогнулись от ужаса, он плотно сжал свои руки. В этот миг он был олицетворением страха, безысходного, отчаянного страха, который я когда-либо видел. Лесаж понял, в чьи руки он попал.

— Вы, Шарль, вы! — бормотал он, запинаясь на каждом слове.

— Да, я! — безжалостно усмехаясь, ответил тот.

— Вы — полицейский шпион?! Вы — душа нашего общества! Вы, принимавший участие в самых сокровенных заговорах!.. Вы были нашим вождем! О, Шарль, в вас нет сердца!.. Я слышу их приближение, Шарль, пустите меня; я прошу, я умоляю вас, пустите меня!..

Словно окаменевшее лицо Шарля стало качаться из стороны в сторону в знак отрицания.

— Но почему же я должен быть вашей жертвой? Почему не Туссак?

— Если бы собака помогла мне, я захватил бы вас обоих! Но Туссак слишком силен, чтобы я мог бороться с ним. Поэтому, вы один, Люсьен, обречены быть моим трофеем, и вы должны примириться с этим фактом!

Лесаж с безумным видом потрогал себя за голову, чтобы убедиться, что он не спал.

— Агент полиции! — шепотом повторял он. — Шарль, мой учитель,— агент полиции!..

— Я знал, что поражу этим вас!

— Но ведь вы были самым крайним по убеждениям между нами! Ни один из нас не мог равняться с вами. Сколько раз мы собирались, чтобы внимать вашим философским рассуждениям. И Сибилла с вами! Ради Бога, не говорите мне, что и Сибилла была тоже шпионом!.. Но ведь вы шутите, Шарль? Скажите мне, что вы шутите!..

Черты лица Шарля несколько смягчились, и его глаза загорелись удовольствием.

— Вся эта сцена доставляет мне громадное удовольствие,— сказал он,— по-видимому я хорошо провел свою роль. Не моя вина, если эти неучи допустили собаку сорваться со своры. Но во всяком случае за мной будет честь собственноручной поимки одного из отчаянных и опаснейших заговорщиков.

Он насмешливо улыбнулся при этой характеристике своего трусливого пленника.

— Император умеет вознаграждать своих друзей,— добавил он,— но умеет и наказывать своих врагов!

Во время этого разговора он не вынимал руки из-за пазухи, а теперь, когда он вытащил ее, в ней мелькнуло металлическое дуло пистолета.

— Не стоит пытаться бежать,— сказал он в ответ на вопросительный взгляд Люсьена,— живой или мертвый, но вы останетесь здесь!

Лесаж закрыл лицо руками и глухо беспомощно зарыдал.

— Каким негодяем оказались вы, Шарль,— почти простонал он,— ведь вы заставили Туссака убить того человека из Боу-стрит, вы заставили нас поджечь дома на Лоу-стрит в укреплениях! А теперь вы сами предаёте нас…

— Я сделал это, потому что хотел быть единственным, кто мог бы пролить свет на весь заговор. Удобный момент настал!

— Это очень хитро, Шарль, но что подумают обо всём этом, когда я публично открою всё, чтобы оправдать себя? Как вы объясните свои поступки Императору? Я думаю, что в ваших интересах приостановить разоблачения, которые я могу сделать на ваш счет.