Александр Дюма - Двадцать лет спустя (часть первая)

— А! — с облегчением вздыхая, сказал Мушкетон. — Значит, мы поедем только в гости?

— Ну да, Мустон, только и всего, — ответил Портос. — Но на всякий случай положите нам в кобуры пистолеты. Мои уже заряжены и лежат в сумке у седла.

Мушкетон глубоко вздохнул: что за парадный визит, который надо делать, вооружась до зубов?

— Вы правы, д’Артаньян, — сказал Портос, провожая глазами своего уходившего дворецкого и любуясь им. — Достаточно взять одного Мустона, — у него очень представительный вид.

Д’Артаньян улыбнулся.

— А вы разве не будете переодеваться? — спросил Портос.

— Нет, я поеду так, как есть.

— Но ведь вы весь в поту и пыли, и ваши башмаки забрызганы грязью!

— Ничего, этот дорожный костюм только докажет кардиналу, как я спешил явиться к нему.

В эту минуту Мушкетон вернулся с тремя оседланными лошадьми. Д’Артаньян вскочил в седло легко, точно после недельного отдыха.

— Эй! — крикнул он Планше. — Мою боевую шпагу!

— А я взял придворную, — сказал Портос, показывая свою короткую, с золоченым эфесом шпагу.

— Возьмите лучше рапиру, любезный друг.

— Зачем?

— Так, на всякий случай. Поверьте мне, возьмите ее.

— Рапиру, Мустон! — сказал Портос.

— Вы словно на войну собираетесь, сударь! — воскликнул Мушкетон. — Если нам предстоит поход, пожалуйста, не скрывайте этого от меня. Я по крайней мере хоть приготовлюсь.

— Вы знаете, Мустон, — сказал д’Артаньян, — что с нами всегда лучше быть готовым ко всему. У вас плохая память, вы забыли, что мы не имеем обыкновения проводить ночи за серенадами и танцами?

— Увы, это истинная правда! — проговорил Мушкетон, вооружаясь с головы до ног. — Я действительно забыл.

Они поехали крупной рысью и в четверть восьмого были около кардинальского дворца. По случаю троицына дня на улицах было очень много народу, и прохожие с удивлением смотрели на двух всадников, из которых один казался таким чистеньким, точно его только что вынули из коробки, а другой был весь покрыт пылью и грязью, словно сейчас прискакал с поля битвы.

Зеваки глазели и на Мушкетона. В те времена роман «Дон Кихот» был в большой славе, и прохожие уверяли, что это Санчо, потерявший своего господина, но нашедший взамен его двух других.

Войдя в приемную, д’Артаньян очутился среди знакомых: во дворце на карауле стояли как раз мушкетеры его роты. Он показал служителю письмо Мазарини и попросил немедленно доложить о себе.

Служитель поклонился и прошел к его преосвященству.

Д’Артаньян обернулся к Портосу, и ему показалось, что тот вздрогнул. Он улыбнулся и шепнул ему:

— Смелее, любезный друг, не смущайтесь! Поверьте, орел уж давно закрыл свои глаза, и мы будем иметь дело с простым ястребом. Советую вам держаться так прямо, как на бастионе Сен-Жерве, и не особенно низко кланяться этому итальянцу, чтобы не уронить себя в его мнении.

— Хорошо, хорошо, — ответил Портос.

Возвратился служитель.

— Пожалуйте, господа, — сказал он. — Его преосвященство ожидает вас.

Мазарини сидел у себя в кабинете, просматривая список лиц, получающих пенсии и бенефиции [*], и старался сократить его, вычеркивая побольше имен. Он искоса взглянул на д’Артаньяна и Портоса. Глаза его радостно блеснули, но он притворился совершенно равнодушным.

— А, это вы, господин лентенант! — сказал он. — Вы отлично сделали, что поспешили. Добро пожаловать.

— Благодарю вас, монсеньор. Я весь к вашим услугам, так же как господин дю Валлон, мой старый друг, тот самый, который некогда, желая скрыть свое знатное происхождение, служил под именем Портоса.

Портос поклонился кардиналу.

— Великолепный воин! — сказал Мазарини.

Портос повернул голову направо, потом налево и с большим достоинством расправил плечи.

— Лучший боец во всем королевстве, монсеньор, — сказал д’Артаньян. — Многие подтвердили бы вам это, если бы только они могли еще говорить.

Портос поклонился д’Артаньяну.

Мазарини любил рослых солдат почти так же, как позднее любил их Фридрих, король прусский. Он с восхищением оглядел мускулистые руки, широкие плечи и внимательные глаза Портоса. Ему казалось, что он видит перед собой во плоти и крови спасение своего поста и умиротворение государства. Это напомнило ему, что прежде содружество мушкетеров состояло из четырех человек.

— А что же ваши два других товарища? — спросил он.

Портос открыл рот, полагая, что пора наконец и ему вставить словечко. Но д’Артаньян взглядом остановил его.

— Наши друзья не могли приехать сейчас, — сказал он. — Они присоединятся к нам позже.

Мазарини слегка кашлянул.

— А господин дю Валлон не так занят, как они, и согласен вернуться на службу?

— Да, монсеньор, и из одной только преданности к вам, ибо господин де Брасье богат.

— Богат? — повторил Мазарини. Это было единственное слово, имевшее привилегию всегда внушать ему уважение.

— Пятьдесят тысяч ливров годового дохода, — сказал Портос.

Это была первая произнесенная им фраза.

— Так, значит, из одной только преданности ко мне? — проговорил Мазарини со своей лукавой улыбкой. — Из одной только преданности?

— Ваше преосвященство как будто не совсем верит в это слово? — спросил д’Артаньян.

— А вы, господии гасконец? — сказал Мазарини, облокотясь на стол и опершись подбородком на руки.

— Я? Я верю в преданность, ну, например, как верят имени, данному при святом крещении, которого еще недостаточно одного, без названия поместья. Конечно, бывают люди, более или менее преданные, но я предпочитаю, чтобы в глубине их преданности скрывалось еще кое-что другое.

— А что хотел бы скрывать в глубине своей преданности ваш друг?

— Мой друг, ваше преосвященство, владеет тремя великолепными поместьями: дю Валлон в Корбее, де Брасье в Суассоне и де Пьерфон в Валуа. Так вот ему бы хотелось, чтобы одному из поместий было присвоено наименование баронства.

— Только и всего? — сказал Мазарини и весь сощурился от радости, что можно будет вознаградить преданность Портоса, не развязывая кошелька. — Ну, мы устроим это.

— И я буду бароном? — воскликнул Портос, делая шаг вперед.

— Я уже говорил, что будете, — сказал д’Артаньян, удерживая его на месте, — и его преосвященство подтверждает вам это.

— А чего желаете вы, господин д’Артаньян? — спросил Мазарини.

— В будущем сентябре, монсеньор, исполнится двадцать лет с тех пор, как кардинал Ришелье произвел меня в лейтенанты.

— Да. И вам хочется, чтобы кардинал Мазарини произвел вас в капитаны?

Д’Артаньян поклонился.

— Ну что же, в этом нет ничего невозможного. Посмотрим, посмотрим, господа! А теперь, какую службу предпочитаете вы, господин дю Валлон? В городе или в деревне?