Юлия Голубева - Рим. Цена величия

Остаток дня Гай с Макроном провели в таблинии, разбирая донесения легатов. Все легионы безоговорочно принесли присягу сыну Германика, и Калигула приказал выдать двойное жалованье всем солдатам. Преторианцы должны были получить по пятьдесят золотых, но Калигула приказал от его имени увеличить и эту сумму вдвое, тайком подумав, что, когда наступит время избавиться от префекта, их поддержка будет ему обеспечена.

Хитрый Калигула опутывал Макрона лестью, спрашивал его советов; ставя подпись на документе, он всякий раз просил: «Посмотри, Невий Серторий, это заслуживает твоего внимания». Макрон наслаждался новой ролью советника императора.

Один из рабов проскользнул в таблиний и подал префекту какой-то документ. Тот внимательно прочел, и лицо его неожиданно озарила удовлетворенная улыбка.

– Все, кончено! – довольно произнес он.

– Что случилось? – встрепенулся Калигула.

– Мои враги мертвы. Хотя это известие несколько и запоздало. Все свершилось несколько дней назад, когда мы были на пути к Риму. Альбуцилла, вдова Сатрия Секунда, попыталась покончить с собой, не дожидаясь расправы, но не сумела нанести смертельный удар, и ее, по приказу сената, удушили. Бывшего претора Карсидия Сацердота сослали на остров Понтий, Фрагеллана исключили из сенаторского сословия, а ненавистного Лелия Бальба не только приговорили к ссылке, но и лишили всех званий. Одному Аррунцию удалось обмануть суд и достойно уйти из жизни. Он вскрыл вены, хотя его наследники и друзья умоляли не делать этого, ссылаясь на то, что Тиберий при смерти. Но Луций гордо ответил, что не намерен на старости лет делаться рабом нового хозяина, еще худшего, чем предыдущий, чем безмерно удивил всех. Сухими из воды вышли лишь Домиций Агенобарб и Вибий Марс. Но их я еще достану.

Гай молчал. Может, только в этот момент, слушая горделивую похвальбу этого человека, он осознал, насколько хитра и жестока его натура и насколько тесно оплел он своими сетями Рим. От такого опасного союзника надо избавляться, чем скорее, тем лучше.

– И я уже освободил Ирода Агриппу. Он будет у тебя вечером, чтобы принести свою горячую благодарность, – добавил префект претория, но Гай прервал его:

– Не трогай Вибия и Агенобарба. Домиций – муж моей сестры и близкий друг. Я сделаю так, что он забудет свою вражду, но и ты, Макрон, пообещай, что прекратишь против него свои козни.

Серторий молча кивнул, сдерживая злость. Гай, заметив его недовольство, предпочел переменить тему.

– Если пожелаешь, можешь развестись с Эннией Невией. Я не буду против, – сказал он.

Макрон упрямо выставил подбородок.

– Думаю, она исправилась и будет вести себя как примерная жена. Несмотря на все ссоры, я по-прежнему люблю ее, – ответил он и махнул рукой, давая знать, что не желает это обсуждать.

– Что ж, до вечера, мой друг. Кстати, я так и не услышал твоих поздравлений по поводу будущего наследника, – заметил Гай Цезарь.

– Еще услышишь. До вечера.

Стоило Калигуле удалиться, как ярость Макрона прорвалась наружу. Он велел седлать коня и помчался прочь из дома к Ларе Варус. Единственный вопрос, предугаданный проницательной Клавдиллой, мучил его, не давая покоя. Может ли случиться так, что ребенок Юнии – его, а не Калигулы?

В роскошном лупанаре царило оживленное веселье. Гости с воодушевлением обсуждали сегодняшнее заседание сената, пили за здравие нового принцепса, вслух, без опаски, высказывали надежды на прекращение произвола обвинителей, возобновление общественных игр и отмену эдикта Тиберия о запрете роскоши.

Неожиданно для себя Макрон столкнулся там с Иродом Агриппой. Чернобородый красавец возлежал на почетном месте, окруженный стайкой полуобнаженных девушек.

– О, друг! – приветствовал он Макрона.

Префект искренне расхохотался:

– А я думал, ты поспешил к Киприде и детям. Однако ты предпочел сразу наделать новых долгов.

– Я заходил в те жалкие комнаты, что она снимала в инсуле на Целии. Но оказалось, что месяц назад Антония уговорила их переехать к ней в дом. А мне не захотелось портить радость долгожданной свободы встречей с суровой старухой-отшельницей, хотя, видят боги, она всегда помогала нашей семье. Но после… Давай лучше выпьем, мой друг, за мое освобождение и твое возвышение, а также не забудем поднять чашу и за здравие нового императора!

Макрон медленно поднял чашу, полную янтарной жидкости, и единым махом осушил все до капли. Ирод заметил, что глаза его грустны, и без обиняков поинтересовался, что случилось. Префект попытался ответить молчанием на бестактный вопрос, но Агриппа с поистине иудейским упрямством не прекращал настаивать. Разгоряченный неразбавленным вином, Макрон неожиданно для себя выложил Ироду всю правду. Наболевшее за долгие месяцы наконец выплеснулось наружу. Обо всем рассказывал Невий Серторий. О том, как впервые увидел богиню, о том, как страдал, добиваясь ее любви, о том, как пришла она сама к нему в Капуе, об их встречах в Риме, ее клятвах сделать его императором и о ребенке… Умолчал Макрон лишь о тех преступлениях, что были совершены ими во имя величия.

Ирод задумчиво теребил курчавую бородку. Перед ним вырисовывались очертания дивного лика Венеры, ради которой можно было пойти на любые безумства, но одновременно что-то настораживало в рассказе Макрона. Хитроумный Агриппа чувствовал, что тот недоговаривает. Если эта Юния прекрасней всех земных женщин, как щедро описывает ее префект, если она вышла замуж за Гая Цезаря, товарища детских игр, извлекшего ее из небытия, если она знала, что Калигула – наследник Тиберия, то к чему стоило ей предавать старую любовь и становиться любовницей немолодого человека, к тому же сына раба? Знал бы Ирод, что и сам Тиберий задал себе тот же вопрос, но… слишком поздно. На Агриппу повеяло заманчивым запахом тонких интриг, и он принял внезапное решение.

– Не знаю, что и сказать тебе, мой друг, – вымолвил он, когда поток красноречия Сертория иссяк, – но это все настолько интересно, что, я думаю, мне стоит повременить с отъездом в Иудею. Жена Калигулы, судя по всему, самая умная женщина, что когда-либо жила на этом свете. Даже Ливия не смогла бы соперничать с ней. Много неясного в ее поступках, все время будто преследуется некая тайная цель. И эти ее поездки на Капри… – добавил Ирод чуть тише. – Надо будет разобраться во всем мне самому. Если ты не возражаешь, я пока поживу с женой и детьми у тебя.

Возглас протеста умер у Макрона на устах, едва родившись. Нельзя отказывать другу в гостеприимстве, иначе навлечешь гнев богов.

В этот день не праздновали только в доме Ливии. Обхватив голову руками, Марк Юний Силан в одиночестве сидел за столом в таблинии. Он проиграл! Не выполнил последнюю волю повелителя! Проклятые сенаторы-отступники! Да покарает их Юпитер Капитолийский! Насмешки и язвительные шутки все еще звучали в ушах. Его не тронули лишь из уважения к дочери. Теперь она его защита от произвола зятя. Клавдилла не допустит, чтобы с ним что-нибудь случилось. К тому же она беременна от этого негодяя Калигулы.