Юлия Голубева - Рим. Цена величия

– Он великолепен! Никогда не видел ничего подобного, – восхищенно произнес Лонгин, наклоняясь и прищуривая голубые близорукие глаза.

На круглой поверхности столика с приподнятыми золотыми краями искусный мастер изобразил фараона Египта на колеснице рядом с царицей в рогатом венце. Каждая мелочь в облике и одежде фигурок была тщательно прорисована, в высоком уборе властителя сияли маленькие драгоценные камни. Стремительный бег белоснежных коней, казалось, не смогут сдержать даже вогнутые края столика. Макрон осторожно коснулся лика царицы своими грубыми короткими пальцами. Роскошным одеянием она напомнила ему Юнию на состязании у Домиция. Всмотревшись, он даже уловил сходство в лице, обращенном к фараону. Макрон глубоко вздохнул и обернулся к гостю.

– Не хочешь сыграть? – предложил Кассий. – Не могу удержаться от соблазна.

Макрон махнул рукой и сел в катедру, жестом пригласив гостя занять место напротив. Префект чувствовал, что Кассий не решается начать серьезный разговор, но делать самому первый шаг не хотелось, тем более что Лонгин слыл в Риме весьма счастливым в игре.

Озадаченная Энния, тайком через час заглянув за занавесь таблиния, удивилась, увидев игроков, азартно кидающих кости. Когда игра подошла к концу, Макрону пришлось объявить себя побежденным.

– Нет повода для расстройства, мой Невий, – сказал Кассий. – Мы можем начать заново.

– Выпьем вина, мой Кассий, – предложил Макрон. – И продолжим, клянусь Фортуной, сейчас твоему кошельку не поздоровится. Я готов к бою, к тому же царица благоволит ко мне.

Он нежно погладил огромной ладонью фигурку с тонкой талией. На миг мучительно сжалось сердце. Прикоснуться бы сейчас к волосам Юнии, такой далекой.

Рабы подали закуску и чаши с вином. Совершив возлияние своенравной Фортуне, гость и хозяин выпили.

– Я закажу себе золотую статую Фортуны, стоящую на драгоценном столике для игры в кости. Эта игра достойна этой богини. Клянусь принести ей роскошную жертву, если она позволит мне на этот раз выиграть у тебя, – стукнув кулаком по столу так, что подлетели чаши, сказал Макрон.

Кассий заулыбался. Префект претория поймал себя на мысли, что это его грубые манеры вызвали усмешку утонченного патриция. «Разряженный петушок», – с досадой подумал он.

Они, щедро подлив в чаши вина, принялись за следующую партию. В волнении Макрон раскраснелся, пот градом катился по лицу, он ослабил завязки туники и без конца потирал ладонью волосатую грудь. Лицо Кассия оставалось непроницаемым, поза – все такой же натянутой и прямой, когда ему три раза подряд кости показали Venus [10]. Префект свирепел, кулаки его сжимались, сминая золотой кубок с бабками, но капризная Фортуна отвернулась от него окончательно. Canis! [11]

Энния за занавесью с интересом наблюдала за мужем: она никогда не видела его таким. Глаза Макрона сверкали грозным блеском, будто он командовал войсками в сражении. Его зычный бас гремел по всему дому, заставляя со страхом переглядываться притихших, забытых клиентов в атриуме. Тихого голоса Кассия было почти не слышно, гость начал уже поддаваться из уважения к хозяину, но Макрон громко негодовал, требуя честной игры. Выбрасывая на гладкую поверхность кости, он в волнении бил себя по ляжкам, крича: «Все! Рубикон перейден!»

Выпитое вино дало о себе знать. Кассий наконец расслабился, рабы переодели его в тонкий синфесис, унесли тогу, залитую вином. Макрон, поднимая тяжелую чашу, без конца расплескивал ее, не обращая внимания, что Кассий с ужасом наблюдает, как падают красные капли на их одежду. Но, выпив, он уже на правах друга хозяина распоряжался его рабами. Энния злорадно наблюдала, как под властью Бахуса его манеры утратили утонченность и изысканность: он громко хохотал над солдатскими шуточками Невия, сам выдавая порою такие вещи, что женщина краснела.

Опустошив уже пятый кувшин, они принялись обсуждать своих жен и чужих, сплетничая не хуже старых матрон. Энния с ужасом узнала, что она по ночам храпит, а у Друзиллы кривые ноги, которые та искусно прячет под длинными одеяниями. Тут дражайший супруг опять открыл рот, чтобы поведать про очередной ее недостаток, и она не выдержала – решительно откинув тяжелый малиновый занавес, представ разъяренной фурией перед мужчинами.

– Напились пьяные! – сказала она, уперев руки в бока. – Вы сидите здесь уже битых пять часов, клиенты дожидаются тебя, Невий Серторий.

– Приветствую тебя, Энния Невия! – заплетающимся языкам проговорил Кассий Лонгин, попытавшись подняться и путаясь в просторном синфесисе. Его прежде идеальная прическа имела теперь довольно жалкий вид, с кончиков растрепанных волос капало вино.

Энния не выдержала и рассмеялась. Макрон грубовато притянул ее к себе и усадил на колени.

– Любит меня, – пьяно хихикнул он, подмигивая Кассию. – Подари поцелуй, моя птичка!

Энния с притворным гневом отбивалась от страстных объятий мужа.

– Весь Рим обсуждает, что вы до сих пор не спите вместе после ее измены с Витией. Поздравляю, что все решилось миром! – пьяно заметил Луций.

Супруги неприязненно поморщились.

– Былое кануло в Лету, – сказал Макрон. – К чему ворошить прошлое?

– О, да! Это моя жизнь с Друзиллой сейчас у всех на устах. Я знаю, что она изменяет мне. А я так люблю ее! Я все дал ей, чтобы она была счастлива! Драгоценные одежды, новые рабы, любой понравившийся дом! Я готов сдувать пылинки с ее сандалий, только б она улыбалась мне. А она… она предает меня!

Макрону один из рабов-соглядатаев уже докладывал, что Друзилла любезничала в атриуме у Калигулы с Фабием Персиком и они вместе гостят у Ливиллы за городом уже несколько дней. Но он не стал ничего сообщать Кассию.

– Я не хочу обсуждать ваши отношения с сестрой Калигулы! – произнес Макрон.

Энния тем временем соскользнула с его колен и удалилась распорядиться насчет обеда и проверить список приглашенных, а заодно отдать приказ собрать спортулы для клиентов, напрасно прождавших в атриуме.

– Я пришел к тебе по важному делу, – наконец решился Лонгин. – И действительно, не обсуждать мою супругу. Тебе, должно быть, известно, что Лелий Бальб обвинил Акунцию в оскорблении величия. Я хочу свидетельствовать перед сенатом, что она невиновна. Эта честная, порядочная матрона не запятнала себя никаким позорным деянием. Народный трибун Юний Отон поддерживает меня. Акунция когда-то очень помогла моей матери, я чувствую себя обязанным вернуть старый долг.

– Ты глупец! – закричал Макрон. – Как ты можешь спасти ту, что уже мертва? Думаешь, Бальб выпустит из лап свою добычу? Она богата, и ее состояние пополнит императорскую казну! А четверть получит обвинитель! Цезарь лично дал предписание сенату. Я ничего не могу поделать при всей моей власти! Твои глупые понятия о чести сейчас весьма опасны! Хочешь оказаться с Акунцией вместе? Любой доноситель, подслушав твои изменнические слова, упрячет тебя в Туллиеву тюрьму. Даже Домиций теперь под домашним арестом, а ведь гордая Агриппинилла на коленях умоляла отпустить его! И чего добилась она? Позорного скандала на весь Рим. Да Лелий Бальб после твоего выступления перед сенатом сразу донесет на тебя, чтоб получить четверть еще и твоего состояния! Возвращайся лучше в Капую и прихвати свою супругу! Ты, наверное, забыл, что женился на шлюхе, потерявшей девственность с собственным братом!