Петр Заспа - Волчий камень

Бруно смущенно улыбался, не понимая, почему ему уделяют столько внимания. Собственные светящиеся пальцы его ничуть не смущали. Он их будто и не замечал.

– Расскажи, как ты там оказался?

Гюнтер смотрел на изменения, происходившие в лице Лоренца. Жалкая улыбка растянула только левую щеку, зрачки под веками дергались, не желая сфокусироваться на лице командира.

– Я увидел это на дне, оно меня звало.

– Говори, док, вижу, что не терпится, – сказал Гюнтер, глядя на доктора, который тянул руку, как школьник, пытаясь что-то сказать.

– Теперь мне все ясно! Он побывал под таким давлением, что удивительно, как жив остался. Это явно отразилось на его сознании. Воздействие глубин на человека еще очень мало изучено. Я вспоминаю, как он корчился, когда всплыл, похоже на недавно открытую кессонную болезнь. Она влечет за собой целый набор неприятностей, в том числе и галлюцинации. Вы же видите, что он не в себе.

– И из-за этого у него светится рука? – Командир с иронией посмотрел на доктора.

– Он мог уколоться о ядовитый шип или иглу какого-нибудь существа на дне. – Доктор не собирался сдаваться.

Все еще сомневаясь, Гюнтер снова взглянул на руку:

– Сам-то смотрел? Уколы есть?

– Нет. – Доктор опустил глаза, ему было стыдно признаться, что он побоялся прикасаться к руке Лоренца даже в перчатках.

– Понятно… – произнес командир, выпрямившись. – Идемте в центральный пост, там поговорим.

Бруно, дождавшись, когда вновь окажется один, лег, свернувшись и поджав ноги. Дыхание стало ровным и замедленным. Глаза под закрытыми веками залились угольной чернотой. Его прервали, а он должен еще очень многое обдумать, заглянуть внутрь своей сущности. Бруно прислушался к себе. Сердце выдавало двадцать ударов в минуту, это много. Он должен добиться не более пяти-шести ударов. Мозг заработал в новом для него ритме, унося сознание прочь из тесной лодки в бескрайнюю бездну космоса. Нарастая, в голове набатом звенела главная мысль, на которую, как на стержень, наматывались вспышки разума.

«Совершенство…» – шепот заполнял все пространство. «Мутация в совершенство…» – от этого шепота волнами под кожей судорогами сводило мышцы. Он должен совершенствоваться, убивая в себе это слабое человеческое существо, которое все еще пытается заявить о себе, реагируя на других ему подобных.

Лоренц подумал о командире и тут же услышал его голос. От неожиданности Бруно вздрогнул и открыл глаза. В кубрике он был по-прежнему один.

– …говорите, что об этом думаете, – слова командира звучали четко и громко, будто он стоял рядом. Другие же звуки, наоборот, стихли и расстилались мягким фоном. Даже проникающий всюду грохот дизелей теперь казался легким шуршанием.

Бруно ничуть не удивился, что слышит командира через несколько отсеков и сквозь другие звуки, – он ведь идет к совершенству, и это лишь мелочь по сравнению с тем, что его ждет впереди. Накатила новая волна восторженного трепета.

– Мне важно знать, это заразно или нет?

Наступила тишина, кто-то отвечал командиру, но собеседника Бруно не слышал.

«Кто это может быть?» – подумал он. Затем представил образ доктора, и сразу же услышал молодой голос хирурга.

– …изолировать, я думаю, не помешает. Когда Лоренц выздоровеет – сказать трудно, буду наблюдать. Попробую несколько лечебных методов.

– Уж не руку ли ему попробуете отрезать? – Командир засмеялся. – Я знаю, все проблемы хирурги решают одним способом.

Ответ Бруно не услышал, очевидно, беседа закончилась. Он вновь погрузился в себя, растворяясь и вырываясь на свободу из собственной оболочки.

Гюнтер лежал на койке в своей каюте. Впереди его ожидали бессонные сутки, и надо было попытаться отдохнуть хотя бы час. С фотографии на стене смотрел адмирал Денниц. Теперь все зависело от него. Мысленно Гюнтер взывал к папе Карлу, глядя в снисходительные глаза адмирала. Поверит в их гибель или все-таки пришлет так необходимый транспорт? Помнит о них или забыл, переключившись на заботы о других своих серых волках? Может, уже валяется где-нибудь в столе силуэтик U-166, снятый с огромного планшета морской обстановки в штабе Кригсмарине.

Гюнтер предался воспоминаниям.

…17 июня они готовились к отплытию к берегам Америки. Причал был заполнен пришедшими проводить их медсестрами с цветами в руках, радистками и планшетистками, выкрикивающими пожелания скорейшего возвращения. Гюнтер даже не догадывался, что на базе служит так много женщин. На стоящей рядом U-506 экипаж размахивал фуражками и кровожадно требовал прижечь американцам под хвостом.

Команда сто шестьдесят шестой, построившись на палубе, улыбалась, польщенная таким вниманием. В руках моряки держали монетки, старые письма, пуговицы и прочую дребедень, чтобы выбросить в воду за удачный поход и возвращение. Гюнтеру оттягивал карман приготовленный для этой цели поломанный перочинный нож. Неожиданно пролетел слух, что провожать их приедет сам папа Карл. Ожидая, выход задержали на полчаса. Скоро на причал выкатился черный «опель» адмирала. Выслушав доклад, он взял Кюхельмана под руку и некоторое время прогуливался с ним перед ошарашенной командой.

– Гюнтер, задача стоит перед тобой сложная и важная. Ты, наверное, почувствовал это по тому, что я прислал тебе такую роскошь, как доктора. Американцы должны пожалеть, что впутались в войну с нами. И ты можешь внести весомый вклад в это непростое дело.

Гюнтер прекрасно понимал: вряд ли адмирал помнит всех своих командиров лодок по именам, для этого есть всезнающие адъютанты. Но какой эффект! Как умело папа играет на его авторитет перед экипажем. Еще бы, их командира знает сам гросс-адмирал!

Не зря все подводники готовы отдать жизнь за своего папу Карла. Какой еще род войск может похвастаться таким командующим?

Напоследок адмирал сказал:

– Гюнтер, я обещаю тебе интересное, но очень необычное плавание.

Как в воду смотрел…

Ночь выдалась нелегкая. Небо обложили черные тучи, но было светло как днем. Вспышки молний освещали небосвод. Сотни огненных нитей тянулись в море и возвращались зигзагами с его поверхности назад, в нависшее небо. Канонадой грохотали громовые раскаты. Воздух светился, насыщенный фосфором. Пять часов подряд лавинами обрушивался дождь. Лодка выпрыгивала из воды, оголяя винты, чтобы затем провалиться в бездну. Гюнтер беспокойно ворочался, то и дело вылетая из койки.

Когда шторм наконец прекратился, родился новый день. Он был ярче и чище прежнего, полный надежд и тревог. Стоило первым лучам появиться из-за горизонта, как море стихло и успокоилось. Придавив биноклем красные от бессонницы глаза, Гюнтер обшаривал взглядом пустынное море. Теперь сигнальщики соревновались – кто первый увидит транспорт.