Владимир Малик - Посол Урус Шайтана

Писарь вышел из-за стола, расправил свиток пергамента, начал читать.

— «Я, Султан Магомет Четвертый, брат солнца и луны, внук и наместник божий, повелитель царств — Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Большого и Малого Египта, царь над царями, повелитель повелителей, никем не превзойденный и непобедимый рыцарь, неотступный защитник гроба Иисуса Христа, любимец самого бога, надежда и утешение всех мусульман, гроза и в то же время великий защитник христиан, — повелеваю вам, запорожские казаки, по доброй воле сдаться мне без малейшего сопротивления и своими набегами мне больше не досаждать. Султан турецкий Магомет Четвертый».

Могильная тишина, царившая, пока писарь читал письмо, продлилась на какую-то минуту и после этого. Потом площадь взорвалась как вулкан. Словно треснуло, раскололось небо от молнии и покатился гром!

Что произошло на Сечи!

Толпа — казаки вмиг нарушили строй — забурлила, заклокотала. Поднялся неимоверный гвалт. Гневные выкрики, оскорбительная брань, угрозы неслись со всех сторон. Никто никого не слушал. Каждый старался крикнуть так, чтобы его обязательно услыхали на берегах Босфора.

Но постепенно негодование перешло в удивление, а удивление — в громовой, повальный хохот.

Первым громко рассмеялся старый Метелица.

— Га-га-га! — заколыхался он, хватаясь за тучный живот. — Ну и насмешил, клятый нехристь! Ну и отколол, свиное ухо!.. Га-га-га!..

Дед Шевчик согнулся до земли:

— Хи-хи-и-и!.. Ой, братцы, дайте ковш горилки, бо не выдержу — смехом изойду!.. Хи-хи-и-и!..

— Го-го-го! — забубнил, как в бочку, Товкач.

Раскатисто заливался веселый Секач.

Вокруг ревело, клокотало, бурлило, плескалось человеческое море.

Но вскоре неудержимый смех постепенно стал сменяться опять на злые выкрики. Звенигора стукнул кулаком по рукояти сабли, со злобой крикнул:

— Ишь куда загнул, шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ и самого Люцифера секретарь! Сдаться!..

— А дули с маком не хочешь? — поддержал его Секач.

— Вавилонский ты кухар, арапская свинья, а не рыцарь! — потрясал громадным кулачищем Метелица.

— Каменецкий кат [123] Кат (укр.) — палач. !

— Подолийский ворюга!

— Самого аспида внук и всего света шут!

— Свиное рыло!

— Кровожадная собака!

Со всех сторон неслись выкрики, смех, ругань. Каждый старался побольнее досадить далекому, но такому ненавистному султану. Серко, весело сверкнув глазами, крикнул писарю:

— Пиши! Записывай быстрее! Это же такой ответ, что султану от него тошно станет! Ха-ха-ха!.. Ишь, а мы думали-гадали, как ответить!..

Писарь схватил белое перо, начал быстро-быстро писать. А отовсюду летело — с гиканьем, свистом, язвительными прибаутками:

— Македонский колесник!

— Некрещеный лоб, чтоб забрал тебя черт!

— Свиное рыло! Га-га-га!

— Хо-хо-хо! Ха-ха-ха! Ге-ге-ге! Хе-хе-хе-е-е! — на все лады смеялись казаки.

Серко поднял булаву. Шум начал стихать. Все еще содрогаясь от смеха, кошевой вытер от слез глаза, промолвил:

— Спасибо, братья! Вот так ответили! Писарь, записал?

— Записал, батько!

— Ну-ка, прочитай! Как это вышло по-ученому?

Запорожцы вновь разразились хохотом. А писарь встал, заложил перо за ухо, поднял руку. Постепенно шумливая толпа угомонилась.

— «Запорожские казаки турецкому султану, — начал читать писарь. — Ты — шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ и самого Люцифера секретарь. Який же ты, к черту, рыцарь, ежели голым з…м даже ежа не убьешь? Не будешь ты достоин сынами христианскими владеть! Твоего войска мы не боимся, землей и водою будем биться с тобою! Вавилонский ты кухар, македонский колесник, иерусалимский броварник [124] Броварник (укр.) — пивовар. , александрийский козолуп [125] Козолуп (укр.) — живодер. , Большого и Малого Египта свинарь, татарский сагайдак [126] Сагайдак (тюрк.) — чехол для лука и колчана со стрелами. , каменецкий кат, подолийский ворюга, самого аспида внук и всего света и подсвета скоморох, а нашего бога дурень, свиное рыло, кровожадная собака, некрещеный лоб, чтоб забрал тебя черт! Вот тоби казаков ответ, плюгавец!.. Числа не знаем, бо календаря не маем [127] Не маем (укр.) — не имеем. , месяц на небе, год в книге, а день — такой у нас, как и у вас, поцелуй за то вот куда нас!»

Последние слова потонули в буйном реготе, вырвавшемся из тысяч крепких казацких глоток.

Часовые на башнях, пушкари у пушек, не зная, что случилось на раде, удивленно и тревожно всматривались в грохочущее товариство. Однако, разглядев, что ничего опасного нет, а наоборот, Сечью овладело буйное веселье, сами начали улыбаться. Но смех, как и болезнь, заразителен. Видя, как товариство поголовно корчится от гогота, часовые и пушкари тоже схватились за животы. Смех потряс крепостные стены и башни. Спыхальский, который стоял в дальнем углу при пушке, задремал было на солнышке. Неожиданный взрыв смеха разбудил его. Не уразумев, в чем дело, думая, что на Сечь напали татары, он схватил факел и пальнул из пушки.

Выстрел вмиг отрезвил всех. Серко погрозил пушкарю булавой.

— Кто там дурит? Захотел, сучий сын, чтоб погладил тебя булавою пониже спины?

Спыхальский покраснел, захлопал глазами. Пушкари заступились за него:

— Это мы, батько, на радостях! Привет султану посылаем!

— Ну разве что! — остыл кошевой и повернулся к писарю: — Подписывай: кошевой атаман Иван Серко со всем Кошем Запорожским. Подписал?

— Подписал, батько.

— Вот теперь хорошо! Перепиши начисто и отнеси послам султана. Пускай везут на здоровьичко!

— Батько, среди послов мой лютый враг Гамид. Дозволь с товариством перехватить их в поле и отбить его, — обратился к кошевому Звенигора.

— Нет, нет, мы не татары! — запретил Серко. — Встретишь в другом месте — делай с ним что хочешь, а сейчас не тронь! Особа посла неприкосновенна!

Звенигора недовольно почесал затылок, но перечить кошевому не посмел.

Серко поднял булаву. Его загорелое, изборожденное шрамами и морщинами лицо сразу посуровело. Выразительные темно-серые глаза под изгибом густых бровей блеснули, как сталь.

— Братья, атаманы, молодцы! А теперь слушай приказ: делом подтвердим наш ответ чертову султану! Пока Кара-Мустафа под Чигирином стоит, потреплем турецкие и татарские силы возле моря!.. Кириловский, Донской, Каневский и Полтавский курени пойдут с наказным атаманом Рогом промышлять под Тягин. Корсуньский и Черкасский — на Муравский шлях [128] Шлях (укр.) — дорога, путь. Муравский шлях — дорога из Крыма на Харьков и Москву. татар поджидать. А я с куренями Батуринским, Уманским, Переяславским, Ирклиевским вниз по Днепру пойду. Землею и водою будем биться с проклятыми басурманами!..