Джордж Фрейзер - Флэш по-королевски

Покуда он и Крафтштайн разговаривали с Руди, Берсонин препроводил меня в комнату на третьем этаже, где под бдительным оком стража мне было великодушно дозволено переодеться, помыться и перекусить тем, что принес древний дворецкий. Еда оказалась приличной, рейнское — просто превосходным, и я пригласил молчаливого Берсонина пропустить по стаканчику вместе со мной, но тот только покачал головой. Я испытал на нем свое знание немецкого, но в награду за старания получил только мычание, и потому отвернулся и занялся ужином. Раз ему угодно изображать из себя тюремщика, то и с ним будут обращаться соответственно.

Тут заявляется мастер Руди, весь такой из себя, в чистой сорочке, отутюженных бриджах и начищенных ботинках, в сопровождении братцев Гримм — Крафтштайна и де Готе.

— Сыто-пьяно? — говорит он. — Отлично. Вижу, вы двое отлично поладили. Надеюсь, старина Берсонин не слишком докучал тебе досужей болтовней? Нет? — Руди ухмыльнулся Берсонину, который осклабился в ответ. — Ах, он ведь такой говорун, — продолжает Штарнберг, который явно тоже отужинал и пришел в самое любезное из своих настроений. — Что ж, пойдемте со мной и посмотрим, какие еще развлечения может предоставить нам это милое заведение.

— Все развлечения, которые меня интересуют — это узнать, какого дьявола меня сюда привезли, — говорю я.

— О, ждать осталось уже совсем недолго, — отвечает Руди.

Мы вышли в коридор, поднялись по лестнице и попали в длинную галерею. Едва мы вошли в нее, сверху до нас донесся звук, который не мог быть ничем иным, как пистолетным выстрелом. Я вздрогнул, но Руди ободряюще улыбнулся мне.

— Крысы, — говорит он. — Дом просто кишит ими. Мы пробовали яд, собак, но наш хозяин предпочитает более прямые методы. Вот опять, — добавил он, когда раздался очередной выстрел. — Сегодня они совсем распоясались.

Он остановился перед массивной, обитой железом дверью.

— Вот и пришли, — воскликнул он, широко распахнув ее и жестом предлагая мне войти. — Ваше терпение будет вознаграждено.

Это была роскошная, просторная комната, намного лучше обставленная по сравнению с теми, что я уже видел: на полу ковер, жаркий огонь на огромной каминной решетке, солидная кожаная мебель, на отделанных панелями стенах висят книжные полки, а в центре, под сверкающей люстрой, стоит узкий полированный стол. За дальним его концом сидел, задрав ноги наверх и перезаряжая длинноствольный пистолет, какой-то человек. Увидев его, я остановился, словно столкнувшись со стеной. Человеком этим был Отто фон Бисмарк.

За всю жизнь, преподносившую слишком много неприятных сюрпризов, вряд ли мне удастся вспомнить удар пострашнее этого. Может показаться странным, но с самого начала германских приключений мысль о Бисмарке ни разу не приходила мне в голову — возможно, потому, что мне не хотелось вспоминать о нем. Устроив ему подлянку в Англии при помощи Джека Галли, я вовсе не горел желанием вновь повстречаться с ним, да еще в таких неважных обстоятельствах, как в данный момент. Еще бы: если вы сделали из человека боксерскую грушу и выставили его дураком перед всей честной компанией, то вряд ли вас обрадует новая встреча с ним, да еще в уединенном замке, где вас стережет шайка из четырех наемников-головорезов.

Не менее тревожным было открытие, что именно к Бисмарку ведут ниточки заговора, в который я оказался втянут: если дело и раньше пахло не лучшим образом, то теперь аромат стал совсем скверным.

— Добро пожаловать в Шенхаузен, мистер Флэшмен, — говорит он, чуть улыбаясь уголками рта. — Прошу, садитесь. [XXIV*]

Берсонин поставил для меня стул напротив Бисмарка, после чего занял пост у двери. Трое остальных расположились у камина, Руди прислонился к резной планке у очага. Бисмарк внимательно разглядывал меня через стол; выглядел он все так же вульгарно: белесые голубые глаза и заносчивый взгляд. Впрочем, с прошлого раза лицо его несколько огрубело, а на лице топорщились густые усы. Излишества в еде и питье прибавили жира, особенно в области загривка.

Сердце у меня заколотилось как молот, и, как всегда бывает в случаях, когда я перепуган до полусмерти, лицо мое сделалось пунцовым. Бисмарк неверно истолковал признаки.

— Похоже, вы не слишком рады видеть меня? — говорит он, откладывая пистолет. — Да и с чего бы? Ведь у меня есть к вам неоплаченный счетец: по милости вашего драчливого друга я до сих пор страдаю из-за отсутствия зуба. — Он замолчал, меня же всего затрясло. — Впрочем, не стоит думать, что я потащил бы вас сюда из Англии только ради улаживания личных дел. Возможно, это покажется вам диким, но я сделал это, потому что нуждаюсь в вас. Что вы на это скажете?

— Господи, — простонал я. — Коли так, то какого дьявола было просто не попросить меня, а не городить эти шарады с Мюнхеном? Все это глупо, опасно, да и вдобавок чертовски невоспитанно…

— Не будьте идиотом. Попроси мы вас, вы бы вряд ли приехали. Чтобы наверняка заполучить вас сюда, потребовалось прибегнуть к обману и насилию. Это должно побудить вас быть… покладистым. У вас не должно оставаться сомнений, что произойдет, если вы не будете в точности следовать моим указаниям.

— У меня не остается сомнений, что меня похитили самым гнусным образом! К тому же напали и сделали жертвой ложных обвинений! У меня не остается сомнений, что вы — мерзкий негодяй, и…

— Может, бросим эти излияния? — резко прервал он меня. — Вам кое-что известно обо мне, я же точно знаю, что вы — низкий развратник и подлец. Но у вас есть определенные способности, которыми вы воспользуетесь но моему указанию.

— Так какого же дьявола вы от меня хотите, черт побери? Чем я могу быть вам полезен?

— Так-то лучше. Крафтштайн, дайте ему бренди и сигару. А теперь, Флэшмен, вы выслушаете то, что я вам скажу, и если вам дорога жизнь, то никогда и никому не расскажете об этом.

Сейчас, когда я вспоминаю об этом, мне даже тяжело поверить, что это действительно было: что я сидел в той длинной комнате, покуривая и попивая бренди, а этот суровый, властный человек, которому предстояло стать величайшим государственным деятелем своей эпохи, излагал мне свой удивительный план, призванный стать первой маленькой ступенькой в его выдающейся карьере. Звучит нелепо и невероятно, но это правда. Тогда Бисмарк был ничем — в смысле политики, это уж точно. Но он давно лелеял свои мечты (как и говорила Лола еще много лет тому назад), а теперь с непреклонной, чисто немецкой решимостью готовился превратить их в реальность. Не правда ли интересно, удалось бы ему стать тем, чем стал, без меня? Ему нужен был «низкий развратник и подлец» (характеристика неполная, но Бисмарк ведь всегда славился искусством говорить полуправду).