Джеймс Клавелл - Благородный дом. Роман о Гонконге.

«Не обманывайся, — напомнила она себе, — с того самого момента, когда ты вышла из отеля на улицу и увидела, какие у китайских девушек и женщин маленькие руки, ноги и тела, ты ощутила себя ужасно огромной и чужой среди всей этой черноглазой и темноволосой мелкоты. Да. Теперь понятно, почему они смотрят на нас, разинув рот. Не говоря уже об обычных туристах — крикливых, тучных, вышагивающих вразвалочку...

И всё-таки, Орланда Рамуш, какой бы прелестницей и умницей ты себя ни мнила, ты не та, кто нужен Линку Бартлетту. Так что можешь отдохнуть от этой мысли!».

— В следующий раз, Орланда, — мило проговорила она, — я постараюсь больше прислушиваться к вашим рекомендациям.

— Рекомендую нам всем пойти ужинать, Кейси. Я тоже голодна.

— Мне кажется, мы все сидим за одним столом, — сообщил Мата. — Должен признаться, об этом позаботился я.

С довольным видом он увлек их за собой, возбужденный больше обычного желанием затащить Кейси в постель. Он загорелся, как только увидел американку. Отчасти из-за её красоты, высокого роста и цветущей груди, которые контрастировали с миниатюрными формами азиаток. Отчасти благодаря тому, что рассказала Орланда. Но в основном им руководила внезапно пришедшая в голову мысль, что, разрушив связь между Бартлеттом и Кейси, он может воспрепятствовать попыткам «Пар-Кон» проникнуть в Азию.

«Лучше как можно дольше не пускать к нам американцев с их лицемерной, непрактичной моралью и привычкой везде совать свой нос, — думал он. — А если у Данросса не состоится сделка с „Пар-Кон", ему придется продать нужный мне контрольный пакет. И тогда наконец-то, вне зависимости от всех данроссов и струанов, я стану тайбанем Благородного Дома.

Мадонна, славная все же штука жизнь. Что любопытно: эта женщина может стать ключом к самому хитрому замку в Азии, — думал он. Потом, довольный, добавил: — Ясное дело, её можно купить. Вопрос лишь в цене».

23:01

Ужин состоял из двенадцати блюд. Обжаренные и тушеные морские ушки с зеленой брюссельской капустой, куриная печенка под соусом из ломтиков куропатки, суп из акульих плавников, курица, зажаренная на вертеле, китайская зелень, и стручки гороха, и брокколи, и ещё пятьдесят различных овощей с мясом краба, кожа жареной утки по-пекински в сливовом соусе, и нарезанный зеленый лук, и тонкие, как бумага, лепешки, дважды вываренные грибы с рыбьим пузырем, копченая рыба брама [205] Брама — рыба семейства карповых, известная также как серебристый пампус, рыба-зеркало. с салатом, рис по-янчжоусски [206] Рис по-янчжоусски — жареный рис с креветками, кусочками ветчины и зеленым горошком, сдобренный рисовым вином. , лапша по-домашнему, затем десерт, подслащенные семечки лотоса и рисовая каша с луковицей лилии [207] Это блюдо способствует пищеварению. . И все время подавался чай.

Мата и Орланда помогали Кейси и Бартлетту. Кроме них за столом из европейцев были лишь Флер и Питер Марлоу. Китайцы обменивались визитными карточками.

— О, вы умеете есть палочками! — выражали они свое удивление по-английски, а потом снова переходили на более удобный для них кантонский, причем ясно было, что увешанные драгоценностями женщины обсуждают Кейси с Бартлеттом и чету Марлоу. Правда, их несколько сдерживало присутствие Ландо Маты и Орланды.

— Что они говорят, Орланда? — вполголоса поинтересовался Бартлетт среди всего этого шумного словоизвержения, по преимуществу непонятного европейцам.

— Они лишь строят предположения насчет вас и мисс Кейси, — осторожно пояснила она, опуская непристойные замечания относительно размера груди Кейси, толки о том, что на ней за одежда, сколько она стоит, почему американка не носит драгоценностей и каково это — быть такой дылдой. Про Бартлетта почти ничего не говорили, лишь вслух задавались вопросом, не мафиози ли он, как написала одна из китайских газет.

Орланда была уверена, что никакой он не мафиози. А ещё она поняла, что ей придется быть очень бдительной в присутствии Кейси, вести себя скромно, быстро соображать и ни в коем случае не прикасаться к Бартлетту. И мило обходиться с американкой, чтобы выбить её из седла.

Официанты звенели посудой, меняя её перед каждой переменой блюд, и быстро уносили использованную. Они оставляли её у кухонного лифта в центральной секции лестничной площадки и хватали дымящиеся тарелки с новым угощением.

Расположенные тремя палубами ниже кухни с огромными, четырехфутовыми, чугунными котлами на газе, который подводился в ресторан по трубам, представляли собой сущий ад. Там имелись котлы для варки на пару, для быстрого и глубокого жарения, для тушения и множество емкостей для приготовления чистого белого риса. Барбекю жарили на открытом огне. Бесчисленные помощники готовили для двадцати восьми поваров мясо и овощи, ощипывали куриц, разделывали и чистили свежую рыбу, лангустов, крабов, выполняя тысячу операций, предусмотренных правилами китайской кухни, когда любое блюдо готовится индивидуально для каждого посетителя.

Ресторан открывался в десять утра, а кухня закрывалась вечером без четверти одиннадцать, а иногда и позже, в случае специальной вечеринки. Если заказчик попадался достаточно богатый, можно было устроить танцы или представление среди публики. Сегодня ожидались неплохие чаевые, хотя в ночную смену никто не оставался и ни представления, ни танцев не предвиделось. Банкеты Шити Чжун закатывал роскошные, хотя большинство приглашенных и считало, что львиная доля средств, собираемых им на благотворительность, исчезает в виде еды и возлияний в желудке у него или его гостей либо в виде дорогих мехов оседает на плечах его подружек. Он имел также репутацию человека безжалостного к критикам, скупого к семье и мстительного.

«Ничего, — думал главный шеф-повар. — В этом мире нужно иметь мягкие губы и крепкие зубы, и каждый знает, что послужит ему дольше».

— Поторопись! — прикрикнул он. — Я что, должен ждать весь этот говенный вечер? Креветки! Креветки несите!

Обливающийся потом помощник в рваных штанах и пропотевшей старой нижней рубашке подскочил с бамбуковым блюдом только что пойманных и очищенных креветок. Шеф опрокинул их в широкий котел, добавил горсть глутамата натрия, перемешал пару раз, вытащил, разложил на две тарелки пригоршню дымящихся гороховых стручков и поровну разделил розовые, блестящие, сочные креветки.

— Да помочатся все боги на эти креветки! — угрюмо проговорил он: мучала язва в желудке, и ныли словно налившиеся свинцом за десяти часовую смену ступни и икры. — Отправляйте эти наверх, пока не испортились! Да поживее, цзю ни ло мо ... Это мой последний заказ. Пора домой!