Джеймс Клавелл - Благородный дом. Роман о Гонконге.

«Должно быть, она тяжела для женщин, особенно для американок, — думал Данросс, — эта травма старения, неизбежность того, что оно наступит так рано, слишком рано. И в Америке это хуже, чем где-либо ещё.

Зачем мне изрекать истину, которой вы уже, наверное, прониклись до мозга костей? Зачем говорить, что американская мода заставляет вас гнаться за вечной молодостью, которую не может дать ни Бог, ни дьявол, ни хирург? Вы не можете быть двадцатипятилетней в тридцать пять, или выглядеть на тридцать пять, когда вам за сорок, или на сорок пять, когда перевалите за пятьдесят. Простите, я знаю, что это несправедливо, но это факт.

Айийя, — с жаром думал он, — слава Богу, если Он есть, слава всем богам, великим и малым, что я мужчина, а не женщина. Мне жалко вас, американская леди с такими красивыми именами».

И Данросс ответил просто:

— Полагаю, потому, что жизнь прожить — не поле перейти, а нас пичкают разными глупостями, вот мы и носимся с фальшивыми ценностями — в отличие от китайцев, которые мыслят здраво. Господи, как невероятно здраво они мыслят! Что касается «Карги» Струан, наверное, всему виной была её дрянная броковская кровь. Думаю, это был её джосс — её судьба, её удача или неудача. У них с Кулумом родилось семеро детей — четыре сына и три дочери. Все сыновья погибли раньше срока. Двое — от «поноса», наверное от чумы, здесь, в Гонконге, одного зарезали в Шанхае, а последний утонул в графстве Эршир, в Шотландии, где расположены поместья нашей семьи. От одного этого свихнется любая мать, а ведь ещё были ненависть и зависть, всю жизнь окружавшие её и Кулума. А если прибавить сюда все трудности жизни в Азии, передачу Благородного Дома чужим сыновьям... в общем, вы понимаете. — Данросс задумался, а потом добавил: — Согласно легенде она вертела Кулумом Струаном всю его жизнь и до самой смерти тиранила Благородный Дом — всех тайбаней, всех невесток, всех зятьев и всех детей. И даже после смерти. Помню, как нянька-англичанка — чтоб ей вечно гореть в аду — говорила мне: «Вы лучше ведите себя хорошо, мастер Иэн, а не то я призову „Каргу" Струан и она слопает вас...» Мне тогда было лет пять-шесть, не больше.

— Какой ужас, — вздохнула Кейси.

Данросс пожал плечами:

— Все няньки так поступают с детьми.

— Слава богу, не все, — поправил Гэваллан.

— У меня никогда не было приличной няньки. Или плохой ганьсунь.

— А что такое ганьсунь? — спросила Кейси.

— Это значит «близкий к телу». Таково более точное название служанок, которых мы именуем ама. Как в Китае до сорок девятого года, в богатых семьях, так и здесь, в большинстве европейских и евразийских семей, у детей всегда были свои «близкие к телу», которые заботились о них и в большинстве случаев оставались с ними всю жизнь. Большинство ганьсунь дают обет безбрачия. Их можно легко узнать по длинной косичке. Мою ганьсунь зовут А Тат. Она чудесная старушка и до сих пор живет с нами, — пояснил Данросс.

— Моя была мне роднее матери, — подхватил Гэваллан.

— Значит, «Карга» Струан — ваша прабабушка? — спросила Кейси у Линбара.

— Господи избави, нет! Нет, я... я веду свой род не от Дирка Струана, — ответил Линбар, и Кейси заметила, как на лбу у него выступил пот. Странно... — Моя линия происходит от его сводного брата, Робба Струана. Робб Струан был партнером Дирка. Тайбань — прямой потомок Дирка, но даже при этом... никто из нас не ведет своей родословной от Карги.

— Вы все родственники? — удивилась Кейси, чувствуя какое-то необычное напряжение в зале. Линбар явно не знал, что сказать, и, хотя она обращалась к нему, смотрел на Данросса.

— Да, — отозвался тот. — Эндрю женат на моей сестре Кэти. Жак — двоюродный брат, а Линбар... У Линбара наша фамилия. — Данросс усмехнулся. — В Гонконге многие до сих пор помнят Каргу, Кейси. Она всегда носила длинное черное платье с большим турнюром и смешную шляпу с огромным, побитым молью пером. Все абсолютно вышедшее из моды. А ещё у неё была черная палка с серебряным набалдашником. Обычно Каргу носили по улицам в чем-то вроде паланкина четверо носильщиков. Росту в ней было не больше пяти футов, но она была круглая и крепкая, как ступня носильщика-кули. Жуткий ужас она наводила и на китайцев. Они дали ей прозвище Почтенная Старая Мать — Заморская Дьяволица с Дурным Глазом и Зубами Дракона.

— Это точно, — хохотнул Гэваллан. — С ней были знакомы мой отец и бабка. Они владели торговыми компаниями здесь и в Шанхае, Кейси, но во время Великой войны [69] Имеется в виду Первая мировая война. почти обанкротились и в девятнадцатом году присоединились к «Струанз». Мой старик рассказывал, как ещё мальчишкой часто ходил с приятелями за Каргой по улицам. Когда её особенно донимали, она вынимала вставную челюсть и клацала ею на них. — Он изобразил, как Карга это делала, и все рассмеялись. — Старик божился, что эта челюсть была в два фута, высотой, на какой-то пружине и издавала вот такой звук: клац, клац, клац!

— Да, Эндрю, я об этом и забыл, — ухмыльнулся Линбар. — Моя ганьсунь, старая А Фу, хорошо знала «Каргу» Струан, и всякий раз, когда поминали её имя, А Фу закатывала глаза и молила богов защитить нас от злого глаза и волшебных зубов. Мы с братом Кайлом... — Он остановился, а потом продолжил уже другим голосом: — Мы ещё подшучивали над А Фу по этому поводу.

— Наверху в Большом Доме есть её портрет, вернее, два, — сказал Данросс, обращаясь к Кейси. — Если вам интересно, когда-нибудь покажу.

— О, спасибо, с удовольствием. А портрет Дирка Струана есть?

— Даже несколько. И один портрет Робба, его сводного брата.

— Очень хотелось бы взглянуть на них.

— Мне тоже, — поддержал Бартлетт. — Черт возьми, никогда не видел фотографий деда с бабкой, не то что портрета прапрадеда. Мне всегда хотелось узнать, какие они были, мои предки, и откуда родом. Знаю лишь, что дед якобы управлял компанией по перевозке грузов в местечке под названием Джеррико. Должно быть, здорово знать, откуда ты. Вам повезло. — Он не принимал участия в разговоре, а вслушивался в завораживавшие его недосказанности, ища то, что позволило бы за отпущенное на это время принять решение — Данросс или Горнт. «Если это будет Данросс, — говорил он себе, — то Эндрю Гэваллан — враг, и ему придется уйти. Молодой Струан ненавидит Данросса, француз — загадка, а сам Данросс взрывчат, как нитроглицерин, и не менее опасен». — По вашим рассказам, «Карга» Струан — просто фантастическая фигура, — сказал он. — Да и Дирк Струан, видимо, был личностью довольно своеобразной.

— Вот вам шедевр умолчания! — провозгласил Жак де Вилль, и глаза его засверкали. — Да это был величайший пират во всей Азии! Подождите, вот посмотрите на портрет Дирка и увидите фамильное сходство! Наш тайбань — его копия, вылитый Дирк, и, ma foi [70] Честное слово (франц.). , унаследовал все его худшие черты.