Джеймс Клавелл - Благородный дом. Роман о Гонконге.

— Мне тоже. Слава богу, Гленна благоразумна.

— Это лишь временное явление, Иэн. Она вся в отца, как и Адрион.

— Хм! Неужели у меня такой скверный характер? — нахмурился он. — А раз уж мы затронули этот предмет, то я молю Бога, чтобы Адрион нашла кого-нибудь поприличнее, а не какого-нибудь кретина, как обычно! Кого она собирается привести?

— Не знаю, Иэн. Я об этом тоже впервые слышу.

— Всегда просто ужас какой-то! Её выбор мужчин потрясает. Помнишь этого болвана с головой как дыня и руками питекантропа, в которого она была «безумно влюблена»? Господи Иисусе, ей тогда было всего пятнадцать и...

— Ей было почти шестнадцать.

— Как его звали? Ах да, Байрон. Боже мой, Байрон!

— Но зачем было угрожать, что ты оторвешь ему голову, Иэн? Это была лишь щенячья любовь.

— Это была, черт побери, гориллья любовь, ей-богу. — Данросс помрачнел ещё больше. — Он был просто горилла, черт бы его побрал... А этот другой, помнишь, до этого чертова Байрона, — этот психованный ублюдок... как бишь его?

— Виктор. Да, Виктор Хоппер. Это был... о да, помню, тот, что спросил, мол, ничего, если он переспит с Адрион.

— Он что?..

— О да. — Она взглянула на него с таким невинным видом. — Я тогда не сказала тебе... подумала, что лучше не стоит.

— Он что?..

— Ну, не заводись, Иэн. Это было по меньшей мере четыре года назад. Я сказала ему: «Нет, не сейчас. Адрион только четырнадцать, а вот когда ей исполнится двадцать один — тогда пожалуйста». Ещё один, у кого ничего не вышло с самого начала.

— Господи Иисусе! Он спросил, можно ли ему...

— По крайней мере, он спросил, Иэн! Это уже что-то. Все это настолько обычно. — Она встала и подлила шампанского ему и немного себе. — Ещё примерно лет десять этого чистилища — и уже пойдут внуки. Поздравляю с годовщиной и всего тебе наилучшего из британского! — Она рассмеялась, чокнулась с ним, выпила и улыбнулась.

— Ты снова права, — улыбнулся он в ответ: она ему очень нравилась. Столько лет прошло, добрых лет. «Мне повезло. Да. Мне было благословение в тот первый день».

Это случилось на аэродроме королевских ВВС в Бигган-Хилл теплым солнечным августовским утром сорокового года во время «Битвы за Англию» [89] «Битва за Англию» — общепринятое название периода Второй мировой войны с июля по октябрь 1940 г., когда люфтваффе при помощи массированных налетов и бомбежек попытались перед запланированным вторжением в Великобританию с моря и по воздуху в рамках операции «Морской лев» завоевать воздушное пространство, уничтожить авиационные заводы и запугать гражданское население. . Она служила в женском вспомогательном корпусе ВВС, и её перевели туда недавно. У него это был восьмой день на войне, третий вылет в тот день и первая победа. Весь «спитфайр» был изрешечен пулями, часть крыла оторвана, хвост словно в татуировке. По всем законам джосса он должен был погибнуть, но он выжил, а погиб «мессершмитт» и его пилот, а он вернулся и ещё не отошел от горячки боя, опьяненный чувством страха, и стыда, и облегчения, оттого что вернулся, а юноша в кабине другого самолёта — противник — заходился в крике, объятый пламенем, и падал по спирали вниз.

— Привет, сэр, — сказала Пенелопа Грей. — Добро пожаловать домой, сэр. Прошу вас. — И она подала ему кружку горячего сладкого чая и больше не произнесла ни слова, хотя обязана была тут же потребовать отчета о выполнении задания: она была связистом. Она молча улыбалась, ожидая, когда он вернется с небес, где караулила смерть, на землю — жить. Он даже не поблагодарил её, а лишь пил и пил, и это был лучший чай в его жизни.

— Я сбил «мессершмитт», — сообщил он, когда смог говорить. Голос у него дрожал, колени тоже. Он не помнил, как отстегивал парашют, как вылезал из кабины, как забирался в грузовик вместе с остальными оставшимися в живых. — Это был «Ме-109».

— Да, сэр. Командир эскадрильи Миллер уже подтвердил, что самолёт сбит, и просил приготовиться: в любую минуту могут снова дать команду на взлет, сэр. На этот раз цель другая. Благодарю за сбитого немца, сэр, теперь этих дьяволов на одного меньше... О, как бы я хотела попасть туда вместе с вами, чтобы помочь сбивать этих монстров...

«Какие же они монстры? — подумал он. — По крайней мере, пилот первого сбитого мной самолёта никакой не монстр. Просто молодой парень, как и я. Может, мой ровесник. И он кричал, когда горел, кричал, когда умирал, — охваченный пламенем падающий лист, — а сегодня днем, или завтра, или скоро настанет мой черед. Их слишком много, а нас слишком мало».

— А Томми вернулся? Том Лейн?

— Нет, сэр, простите, сэр. Он... Командир эскадрильи сказал, что капитана Лейна сбили над Дувром.

— Так страшно, что сгоришь, что тебя собьют.

— О, вас не собьют, сэр, только не вас. Они не собьют вас. Я знаю. Вас — нет, сэр, нет, только не вас. Они никогда не доберутся до вас, никогда, никогда, никогда, — говорила она. Бледно-голубые глаза, светлые волосы и красивое лицо. Ей не исполнилось и восемнадцати, но она уже была сильная, очень сильная и очень уверенная.

Тогда он поверил ей, и с этой её верой прожил ещё четыре месяца воздушных боев — бывало, по пять вылетов в день — и сбивал ещё, и, хотя она ошиблась и потом его всё-таки сбили, он остался жив и лишь слегка обгорел. А после вышел из госпиталя, приземлившись навсегда, и они поженились.

— И не скажешь, что двадцать лет прошло, — проговорил он, сдерживая рвущееся наружу ощущение счастья.

— Плюс два года до того, — сказала она, сдерживая свое.

— Плюс два года до...

Дверь открылась. Пенелопа вздохнула, потому что в комнату величаво вступила А Тат, тараторя без остановки по-кантонски:

— Айийя, сын мой, разве ты ещё не готов? Наши уважаемые гости будут здесь с минуты на минуту, а у тебя даже галстук не завязан. А ещё в нашем доме зачем-то появился этот не знавший матери чужак из северного Гуандуна, чтобы готовить на стол сегодня... Вонючий отпрыск однодолларовой шлюхи из северного Гуандуна, откуда родом все самые ловкие воры и самые последние проститутки, а ещё воображает, что умеет готовить...

Ха!.. Этот человек и его такие же жалкие заморские подручные только оскверняют нашу кухню и лишают нас покоя. О-хо, — продолжала маленькая сморщенная старушка без передышки, а её похожие на когти пальцы автоматически потянулись к галстуку и умело повязали его. — И это ещё не все! Вторая Дочь... Вторая Дочь просто не желает надевать платье, которое выбрала ей Досточтимая Первая Жена, и разошлась так, что слышно даже на Яве! И-и-и, эта семейка! Вот, сын мой. — Вынув из кармана конверт с телексом, она передала его Данроссу. — Ещё одно варварское послание, ещё одно поздравление с этим счастливым днем, и с этим посланием твоя бедная старая Матушка должна была сама подниматься по лестнице на своих бедных старых ногах, потому что остальные слуги — никуда не годные лоботрясы... — Она остановилась на секунду, чтобы перевести дыхание.