Джеймс Клавелл - Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2

– Нет, а почему ты спрашиваешь?

– Если она выедет из страны с финским паспортом… ну, я не знаю, как это повлияет на ее иранский статус. Власти всегда были чувствительны к подобным вещам, особенно в отношении своих собственных граждан. Хомейни, похоже, еще больший ксенофоб, поэтому его режим закрутит гайки еще туже. Им может показаться, что она отказалась от своего иранского гражданства. Не думаю, что ее пустят обратно.

Приглушенный взрыв криков из толпы молодежи на улице на секунду отвлек их обоих. Сотни студентов размахивали сжатыми кулаками, и где-то кто-то с громкоговорителем подстегивал их.

– Сейчас у меня такой настрой, что лишь бы вытащить ее отсюда, а там хоть трава не расти, – сказал Эрикки.

Его друг бросил на него внимательный взгляд. Помолчав, сказал:

– Наверное, ей следует знать о риске, на который она идет, Эрикки. Мне никак не удастся раздобыть ей документы взамен отнятых или выправить какой-нибудь иранский паспорт, но она будет очень сильно рисковать, если выедет из страны без них. Почему бы тебе не попросить ее отца добыть для нее эти документы? Ему бы это труда не составило. Он ведь владеет половиной Тебриза, а?

Эрикки кивнул с убитым видом:

– Да, только мы опять поссорились перед самым отъездом. Он по-прежнему не одобряет наш брак.

После паузы Кристиан произнес:

– Может быть, это потому, что у вас до сих пор нет ребенка, ты же знаешь, как иранцы к этому относятся.

– У нас еще полно времени, чтобы завести детей, – ответил Эрикки, чувствуя холод в сердце. Придет время, и у нас будут дети, сказал он себе. Спешить некуда, и старина Натт утверждает, что с ней все в порядке. Черт! Если я скажу ей то, что Кристиан рассказал мне про ее иранские документы, она ни за что не поедет. Если я ей ничего не скажу, а ее потом не пустят обратно, она никогда мне этого не простит, да и в любом случае она никуда не уедет без разрешения отца. – Чтобы раздобыть для нее новые документы, нам придется вернуться назад, а я… ну, я не хочу возвращаться назад.

– Почему, Эрикки? Обычно ты ждешь не дождешься, чтобы улететь в Тебриз.

– Ракоци. – Эрикки рассказал другу обо всем, что произошло; умолчал только об убитом им у заставы моджахеде и о тех, кого убил Ракоци, выручая их: есть вещи, которые должны оставаться нерассказанными, угрюмо подумал он.

Кристиан Толлонен пригубил свой бокал.

– В чем заключается настоящая проблема?

– Ракоци. – Эрикки выдержал его испытующий взгляд.

Кристиан пожал плечами, разлил водку по двум бокалам, опорожнив бутылку.

– Прозит!

– Прозит! Спасибо за документы и паспорта.

Крики снаружи снова привлекли их внимание. Толпа вела себя очень дисциплинированно, хотя и становилась шумнее. Во дворе американского посольства теперь зажглись дополнительные фонари, и они могли отчетливо разглядеть лица в окнах посольства.

– Хорошо, что у них свои собственные генераторы.

– Да. И еще собственная система отопления, запасы топлива, автономная телефонная служба – вообще все. – Кристиан сходил к буфету и принес новую бутылку. – Это да еще их особый статус в Иране – визы им никакие не нужны, иранские законы на них не распространяются, – и вызвали такую к ним ненависть.

– Господи, ну и холодрыга у тебя здесь, Кристиан. У тебя что, и дров нет?

– Ни единого полешка. Чертова система отопления не работает с тех самых пор, как я сюда въехал, а это уже три месяца – почти вся здешняя зима.

– Может, оно и к лучшему. – Эрикки показал на пару женских туфель. – Жара тебе вроде хватает, а?

Кристиан ухмыльнулся.

– Иногда. Признаюсь, Тегеран – один из… раньше был одним из самых замечательных мест на земле для любого рода удовольствий. Но теперь… теперь, старина… – На его лицо легла тень. – Теперь, я думаю, Иран не окажется тем раем, который, как верят эти бедолаги, они завоевали для себя; скорее адом на земле для большинства из них. Особенно для женщин. – Он сделал глоток водки. Рядом со стеной посольского комплекса возникло какое-то оживление: юноша с американской винтовкой за плечом взобрался на плечи своих товарищей и безуспешно пытался дотянуться до верхнего края стены. – Я спрашиваю себя, что бы я сделал, если бы это была моя стена, и эти ублюдки стали толпой карабкаться через нее в мой дом.

– Ты бы снес им башки… что было бы совершенно законно. Или нет?

Кристиан внезапно рассмеялся.

– Только если тебе повезет. – Он посмотрел на Эрикки. – А что насчет тебя? Какие у тебя планы?

– Планов пока нет. Сначала нужно поговорить с Мак-Айвером; сегодня утром не получилось. Они с Гавалланом были очень заняты, пытаясь разыскать иранских партнеров, потом ходили в британское посольство, там встречались с кем-то по имени… точно не помню, вроде они говорили Талбот…

Кристиан скрыл внезапно возникший интерес.

– Джордж Талбот?

– Да-да, именно. Ты его знаешь?

– Да. Это второй секретарь. – Кристиан не стал добавлять, что Талбот также являлся тайным шефом британской разведки в Иране уже много лет и очень важной фигурой. – Я и не знал, что он до сих пор в Тегеране. Думал, он улетел еще пару дней назад. А зачем он вдруг понадобился Мак-Айверу и Гаваллану?

Эрикки пожал плечами и отвернулся, рассеянно наблюдая, как другие юноши тоже пытались вскарабкаться на стену; мысли его в основном были заняты вопросом, что ему делать с Азадэ и ее документами.

– Сказали, что хотели побольше узнать о его друге, с которым вчера случайно встретились в аэропорту. Какой-то Армстронг, Роберт Армстронг.

Кристиан Толлонен едва не выронил бокал из рук.

– Армстронг? – переспросил он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, и радуясь, что Эрикки сидит к нему спиной.

– Ага. – Эрикки обернулся. – Это имя тебе что-нибудь говорит?

– Имя как имя, – ответил Кристиан, с удовольствием услышав, что тон его голоса остался безучастным. Роберт Армстронг, Эм-ай-шесть [45], бывший сотрудник Специальной службы, который уже несколько лет работал в Иране по контракту – насколько было известно, его одолжило иранцам британское правительство, – предположительно, главным советником крайне засекреченного иранского Департамента внутренней разведки; человек, редко появлявшийся на публике, известный лишь очень немногим лицам, большинство из которых относились к миру разведки и разведчиков.

Таким, как я, подумал он, прикидывая, что сказал бы Эрикки, если бы узнал, что он являлся экспертом по разведывательным данным, связанным с Ираном, что ему было многое известно о Ракоци и многих других иностранных агентах, что его основная работа состояла в том, чтобы постараться знать об Иране как можно больше, но никогда не вмешиваться в деятельность боевых единиц, внутренних и внешних, просто ждать, наблюдать, учиться и запоминать. Что Армстронг здесь до сих пор делает?