Джеймс Клавелл - Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2

В комнате для допросов наверху Хашеми обернулся к генералу.

– Я официально заявляю вам, что перевозить его опасно. Под вашу ответственность.

– Иншаллах. Просто передайте мне кассеты.

Хашеми пожал плечами, отпер верхний ящик и протянул ему дюжину почти бесполезных кассет с информацией первого и второго уровня.

– И остальные! Быстро!

– Больше никаких нет.

– Откройте второй ящик!

Хашеми снова пожал плечами, выбрал ключ и аккуратно им воспользовался. Если повернуть ключ как следовало, то включалось размагничивающее устройство, которое стирало с кассет всю информацию. Только он и Армстронг знали об этом секрете и о тайной установке второго комплекта записывающих кассетных магнитофонов. «Никогда не знаешь, Хашеми, когда и кто может тебя предать, – сказал ему Армстронг много лет назад, когда они вместе устанавливали эти магнитофоны. – Тебе может понадобиться размагнитить пленки, а потом воспользоваться секретными кассетами, чтобы выторговать себе свободу. В этой игре осторожность никогда не бывает чрезмерной».

Хашеми выдвинул ящик, молясь про себя, чтобы оба устройства работали исправно. Иншаллах, подумал он и протянул генералу восемь кассет. – Они пустые, говорю вам.

– Если так, я приношу свои извинения, если нет… Иншаллах! – Генерал перевел на Армстронга тяжелый взгляд. – Вам лучше поскорее покинуть Иран. Даю вам день и ночь за прошлые заслуги.

Дом Бакравана рядом с базаром. 20.57.Шахразада лежала на животе на кровати, ей делали массаж, и она постанывала от удовольствия, когда старая женщина ласкающими движениями втирала масло в ее синяки и в кожу.

– Ох, осторожнее, Джари…

– Да-да, моя принцесса, – ворковала Джари, ее руки действовали мягко и сильно, убирая боль. Она была няней и служанкой Шахразады с ее рождения, выкармливала ее, когда ее собственный ребенок, родившийся на неделю позже, умер. Два года она кормила Шахразаду грудью, а потом, поскольку Джари была спокойной и мягкой женщиной, теперь вдовой, девочку полностью поручили ее заботам. Когда Шахразада вышла замуж за Эмира Пакнури, Джари перешла с ней в его дом, а когда брак распался, они с радостью вернулись назад. Глупо было отдавать такой цветок человеку, который предпочитает мальчиков, сколько бы денег у него ни было, всегда думала Джари, но никогда не говорила этого вслух. Никогда. Опасно идти против главы дома – любого главы семьи, а уж против такого алчного скареда, как Джаред Бакраван, и подавно, думала она, ничуть не жалея, что его не стало.

Когда Шахразада вышла замуж во второй раз, Джари не переехала к ним в квартиру. Но это не имело значения, потому что Шахразада проводила дни здесь, когда неверный был в отлучке. Все домашние так его звали и терпели его только из-за ее счастья с ним, понятного одним лишь женщинам.

– Ииии, какие же дьяволы эти мужчины, – сказала она и спрятала улыбку, очень хорошо все понимая. Вчера ночью они все слышали ее вопли и плач, и хотя они знали, что муж имеет право бить свою жену и что Аллах позволил ударам неверного встряхнуть их госпожу и прекратить ее ужасное состояние, сама Джари слышала и другие крики сегодня утром, перед рассветом – крики ее и его, пребывавших в саду Аллаха.

Сама она там ни разу не побывала. Другие рассказывали ей о том, как их уносит, и Шахразада тоже, но те несколько раз, что ее собственный муж ложился с ней, доставляли удовольствие ему, а не ей. На ее долю выпало шесть родов, прежде чем ей исполнилось двадцать, и четыре ребенка, умерших во младенчестве. Потом он умер, избавив ее от смерти родами, которая, как она знала, была для нее в противном случае неизбежна. На все воля Аллаха! О да, довольно говорила она себе, Бог спас меня и сделал так, что он умер, и теперь, конечно, он горит в аду, ибо он был грязным богохульником, который молился едва один раз в день. И Бог также дал мне Шахразаду!

Она взглянула на прекрасное тело и длинные темные-темные волосы. Ииии, сказала она себе, какое это благословение – быть молодой, такой влажной, такой упругой, такой готовой – наконец-то – исполнить угодный Богу труд.

– Перевернись, принцесса, и…

– Нет, Джари, это так больно.

– Да, но я должна промять твои мышцы живота и подтянуть их, – хмыкнула Джари. – Скоро они тебе понадобятся очень сильными.

Шахразада тут же перевернулась и посмотрела на нее, забыв про боль.

– О, Джари, ты уверена?

– Уверен бывает только Аллах, принцесса. Но разве у тебя когда-нибудь раньше бывала такая задержка? Разве твоему периоду не давно пора было бы начаться, а тебе – родить сына?

Обе женщины рассмеялись, потом Шахразада откинулась на спину и предоставила себя умелым и заботливым рукам, и будущему, и тому счастливому моменту, который настанет у нее, когда она скажет ему: Томми, для меня честь сообщить… нет, это не годится. Томми, Аллах благословил нас… нет, это тоже не годится, хотя это правда. Если бы он только был мусульманином и иранцем, все было бы настолько легче. О Аллах и Пророк Аллаха, сделайте Томми мусульманином и спасите его от адского пламени, сделайте моего сына сильным, и пусть он вырастет, и у него будут свои сыновья и дочери, и у них – сыновья… о, как же мы благословенны Аллахом…

Она позволила себе расслабиться и уплыть. Ночь была спокойной, падал легкий снег, и стрельбы было мало. Скоро у них будет вечернее застолье, а потом она будет играть в нарды с двоюродным братом Каремом или с Зарой, женой ее брата Мешанга, потом уснет довольная: день прошел хорошо.

Утром, когда Джари разбудила ее, солнце уже встало, и, хотя она немного поплакала от боли, масло и массаж скоро прогнали большую ее часть. Потом ритуальное омовение и первая молитва дня, на коленях перед небольшой домашней мечетью, устроенной в углу спальни, с ее саджада, маленьким квадратным, прекрасно сотканным ковриком для молитвы, с ее чашей с чистым песком и, за ней, четки и ее книга Корана с прекрасными узорами. Быстрый завтрак, состоявший из чая, свежего хлеба, еще горячего, из печи, масла, меда и молока, вареного яйца, как всегда – даже в самые тяжелые дни яйца редко оказывались дефицитом, – потом быстро на базар, в чадре, чтобы повидаться с Мешангом, ее обожаемым братом.

– О, Мешанг, мой дорогой, ты выглядишь таким усталым. Ты слышал про нашу квартиру?

– Да-да, слышал, – ответил он грустным голосом; под глазами у него лежали темные тени. Четыре дня, прошедшие с тех пор, как его отец вошел в ворота тюрьмы «Эвин», состарили его. – Сыновья собаки, все они! Они не иранцы. Я слышал, они из ООП и действуют по указанию этого Революционного комитета. – По его телу пробежала дрожь. – На все воля Аллаха.

– На все воля Аллаха, да. Но мой муж сказал, что человек по имени Теймур, их начальник, сказал ему, что до времени дневной молитвы сегодня мы можем забрать наши вещи.