Рассел Уитфилд - Гладиатрикс

Амазонка заставила себя улыбнуться. То, что она собиралась сделать, было, без сомнения, омерзительно и в то же время необходимо для того, чтобы очистить душу Катуволька от смертоносной отравы.

— Я знаю, — сказала она. — Я пошутила. Лисандра, знаешь ли, тоже любительница пошутить на твой счет.

Она сразу увидела, что эти слова сумели проникнуть сквозь пелену хмельного тумана, окутавшего рассудок Катуволька. Галл выпрямился и хмуро посмотрел на нее.

— Лисандра надо мной не смеялась, Сорина, — сурово выговорил он заплетающимся языком. — То, что у нее нет ко мне любви, еще не означает презрения.

— В самом деле? — Сорина поджала губы, словно обдумывая услышанное. — Ох и ошибаешься же ты, Катувольк.

— Ты о чем? — Галл ненадолго обратил на нее осоловелый взгляд, потом снова уткнулся в пивной бурдючок.

— Ну, мое-то дело сторона. — Сорина подпустила в голос очень точно отмеренную толику нерешительности. — Однако тебе, наверное, следует учесть вот что. Ее влекут только женщины.

— Я не… — ошеломленно пробормотал Катувольк. — Я не знал.

— Так знай, — сказала Сорина. — Они с Эйрианвен просто созданы одна для другой. Обе находят твое нескрываемое внимание к спартанке забавным до невозможности. Весь луд только о том и болтает! — добила она Катуволька. — Женщины вволю хохочут над тобой, когда ты не смотришь, но никто не смеется звонче Лисандры. Она не может жить просто, Катувольк. Ей подавай, чтобы все непременно с нею считались, чтобы все бегом бежали, как только она свистнет. Ее весьма веселит, что ты, наставник, не сумел избежать ее чар.

Катувольк не без труда поднялся на ноги.

— Я с ней об этом поговорю, — с полупьяной вдумчивостью заявил он. — Где она?

— Полагаю, с Эйрианвен, — сказала Сорина.

В эти мгновения она почти ненавидела себя, однако заботилась не только о молодом галле, но и об Эйрианвен. К тому же Сорина не так уж сильно и приврала. Лисандре действительно было жизненно необходимо выбиться в вожаки. Этого желали все ее соплеменники, ненавидимые всеми богами. Достаточно посмотреть, как она подмяла под себя своих соотечественниц. С некоторых пор они только ей в рот и смотрели.

— Хотела бы я раскрыть глаза Эйрианвен, как раскрыла тебе, но она ничего слушать не хочет, — продолжала Сорина. — Очень тебя прошу, Катувольк, не рассказывай ей о том, что услышал здесь от меня. Если она узнает, что я хоть полслова сказала против ее любимой, то навсегда станет чужой для нас. Тогда-то Лисандра погубит ее, как пыталась погубить тебя. Мы с Эйрианвен пока еще добрые подруги, а значит, я могу попытаться ее спасти.

Катувольк пробормотал нечто не очень разборчивое, вроде бы выражая согласие. Он не особенно твердо стоял на ногах, глядя прямо перед собой.

— Я ее разыщу, — сказал он, взял под мышку бурдючок и поплелся по коридору.

Сорина смотрела ему вслед, пока его широкая спина не скрылась в толпе.

«Я тварь, — думала она. — Но я все сделала правильно».

— Так ты видела, как я дралась? — спросила Лисандра.

Они с Эйрианвен нашли в подземелье довольно-таки уединенный уголок, запаслись небольшим мехом вина и устроились там.

— А как же. — Силурийка широко улыбнулась. — Мы с Бальбом вместе смотрели. Наш ланиста вне себя от восторга.

— Ну а ты-то что думаешь? — настаивала Лисандра.

Ей было жизненно необходимо услышать слова одобрения именно от Эйрианвен.

— Ты билась великолепно. Это было выдающееся выступление!

— Правда?

Лисандра вдруг почувствовала, что краснеет. Это было глупо, бессмысленно, однако ее лицо неудержимо заливала краска.

Эйрианвен потянулась к ней, нежно поцеловала спартанку и легонько погладила ладошкой ее щеки.

— Ты — грозная воительница, внушающая страх, — шепнула она.

Несколько мгновений они смотрели друг дружке в глаза, пока до обеих вдруг не дошло, что слова Эйрианвен прозвучали, в общем-то, смешно. Силурийка хихикнула первой, а там и Лисандра скривила губы в улыбке. Потом Эйрианвен негромко изобразила рев труб, сопровождавших выход гладиаторов на арену.

— Вот ты выходишь, и все разбегаются, — добавила она, и смех выдавил слезы из ее глаз.

Лисандра весело ткнула ее в плечо кулаком.

— Ах ты!.. — А сама все смотрела на Эйрианвен.

Британка была столь прекрасна, столь совершенна!.. Лисандра ощутила внезапный прилив нежности. Ей захотелось немедленно что-то сказать Эйрианвен, но она не могла подобрать слов. Спартанцы были мастерами действия. Речи, в особенности любовные излияния, не являлись их сильной стороной.

— Время от времени надо говорить о том, что у тебя на сердце, Лисандра, — тихо заметила Эйрианвен.

Их глаза встретились. Ярко-синий взгляд подруги показался Лисандре необычайно глубоким и мудрым. Было похоже, что Эйрианвен читала ее мысли, словно развернутый свиток.

Щеки спартанки снова налились жаром.

— Я просто спрашивала себя, есть ли в твоем племени еще такие красавицы?

Вопрос был глупым, но Лисандре до смерти хотелось чем-то порадовать Эйрианвен. Эти слова первыми явились ей на ум.

— Красивей меня у нас никого не было, — ответила Эйрианвен. — Мы, силурийцы, в большинстве своем черноголовые. Может, именно поэтому в нашем народе особенно ценятся светлые волосы. Смех сказать, мы больше похожи на римлян, чем на других бриттов. Скажу тебе правду, Лисандра. По крови я вовсе не силурийка. Я среди них выросла, но мой отец был друидом из племени бриганте. Они-то уж всем бриттам бритты: рослые, светловолосые и светлокожие. Их предводительница Картимандуа пошла на предательство — сдалась римским захватчикам и сделалась их подстилкой.

Глаза Эйрианвен сверкнули такой ненавистью, какой Лисандра никогда еще в них не видела.

— Вот только друидам с римлянами разговаривать не о чем. Поэтому отец увез меня далеко на запад от земель бриганте, туда, где римлянам по-прежнему противостояли силуры. Они вырастили меня как свою, и я привыкла с гордостью называть себя силурийкой. Пусть мое племя было разбито Фронтином, но мы хотя бы дрались до последнего, не как трусливые бриганте, которые сразу сдались!

Лисандра уже от всей души сожалела о своих глупых словах, из-за которых Эйрианвен предалась столь невеселым воспоминаниям.

— Прости, что я упомянула об этом, — сказала она. — Я… ну не умею я добрые слова говорить.

— Нет стыда в том, чтобы проявить чувства, сказать о них любимому. Люди не должны молчать.

— А меня учили именно так.

Лисандра сказала эти слова и сама услышала, насколько беспомощно они прозвучали.

Эйрианвен чмокнула ее в кончик носа. Настроение британки вроде бы вновь улучшилось.

— Все мы уже не таковы, какими были когда-то, — заявила она. — Луд и то, чем мы тут занимаемся… все это нас сильно меняет. Это очень жесткий и жестокий мирок, Лисандра. Именно поэтому мы так жаждем нежности, особенно от тех, кого любим.