Аркадий Гайдар - Реввоенсовет

— Господи, хоть бы из пушек не зачали!

У Топа глаза сделались большие-большие, и он застыл на полу, положив голову возле ножки стола. Но лежать так ему было неудобно, и он захныкал:

— Я не хочу лежать на полу… я к бабке на печку.

— Лежи, лежи! — ответила мать. — А то вот придет гайдамак… он тебя…

Что-то особенно здорово грохнуло, так что звякнули стекла у окошек, и показалось Димке, что дрогнул пол… «Бомбы бросают!» — подумал он… Мимо темных окон с топотом, криками пронеслось несколько человек. Потом все стихло.

Прошло еще с полчаса… Кто-то застучал в сенцах и выругался, наткнувшись в темноте на пустые ведра. Распахнулась дверь, и, к своему великому удивлению, Димка увидел Головня, снимающего с руки винтовку. Он был чем-то сильно раздосадован, потому что, выпив залпом целый ковш воды, толкнул ружье в угол и сказал с сильной досадой:

— Ах, чтоб ему!..

Утром встретились ребята рано-рано.

— Жиган, — спросил Димка с нетерпением, — ты не знаешь, отчего вчера… С кем это?..

У Жигана юркие глаза блеснули самодовольно, и, сжимая в кулаки худенькие длинные руки, он ответил важно:

— О, брат, было у нас вчера дело…

— Ты не ври только! — сразу же оборвал его Димка. — Ведь я видел, что ты тоже домой припустился, когда стрелять зачали.

Жиган немного обиделся и добавил недовольно:

— А ты почем знаешь? Может, я огородами опять вернулся.

Димка сильно усомнился и в этом, но перебивать не стал.

— Машина вчера из города ехала, в Ольховке ей починка была. А зеленые засаду устроили, на то и яму поперек дороги вырыли… Как она оправилась и выехала, ольховский дьякон Гаврила в колокол: бум!.. — сигнал, значит…

— Ну?

— Ну, вот и ну… Подъехала к ямам, тут по ней и начали пулями садить. Она было назад хотела, глядь — а поскотину запер уже кто-то…

— И поймали кого?

— Нет. Оттуда такую стрельбу подняли, никак не подойти… Потом уж, как видят, что конец делу, — врассыпную… Постреляли только всех. А один убег. Бомбу бросил рядышком с Онуфрихиной хатой, у ней аж стекла все полопались… По нем из ружей кроют, за ним гонятся, а он ширк через плетень, через огород, да так и утек.

— И не нашли?

— Нету… За речку, должно, убег…

— А машина?

— Машина и сейчас тут, только негодная совсем, потому как один в нее гранатой запустил. Всю искорежило. Я уж бегал… Федька Марьин допреж меня еще поспел. Гудок стырил, здоровый — нажмешь резину, а он как завоет…

Весь день только и было разговоров о вчерашнем происшествии. Зеленые еще ночью ускакали, и вновь осталась без власти маленькая украинская деревушка.

Собирались мужики кучами и говорили промеж себя с опаской:

— О, не пройдет уж это нам даром, ей-богу.

— Придут другий раз красные, побачут, що самопер возле наших хат стоит… А, скажут, такие-сякие, це ж вы наробили… Поспаляют зраз хаты…

Наконец порешили за лучшее убитых закопать поглубже в яму. Никифор Егоров, он же председатель при красных, он же староста при белых, нарядил пару волов и велел отвезти остатки машины и бросить где-либо подальше от деревеньки, посредь дороги.

А Федькин отец, изловив сынишку, всыпал ему здорово и отобрал сигнальный гудок, посмотрел с любопытством на мягкий резиновый шар, на блестящую трубку и подумал: «Не может ли эта штука пригодиться по хозяйству?» Но все-таки использовать ее не решился, побоялся, как бы не попасть из-за этого к ответу, и, не без сожаления, забросил гудок далеко, в самую середину реки.

У Димки с Жиганом приготовления к побегу подходили к концу. Оставалось теперь самое главное — спереть котелок. Это сделать было бы очень трудно, если бы Жиган не догадался предложить выудить его через узенькое окошко, выходящее в огород, при помощи длинной палки с насаженным на нее гвоздем. На следующий же день, после обеда, палка с крюком была готова и запрятана между грядок с огурцами.

На сегодня пока дела больше не было. Но Димке не сиделось на месте, и, когда Жиган отправился обедать, он решил отправиться со Шмелем к сараю. Перескочил легко Димка через плетень, нырнул Шмель в знакомую ему дыру, и через несколько минут они уже подходили к своему укромному логову.

Завалился было сразу на солому и, опрокинувшись на спину, начал баловаться с яростно атакующим его голову Шмелем. Но встретился невзначай с чьим-то взглядом и привстал, немного удивленный. Ему показалось, что снопы у стенки немного сдвинуты и расположены как-то не совсем так, как вчера, «Неужели из ребят тоже кто-нибудь здесь лазил? — мелькнуло сразу подозрение. — Ах, черти!..»

Он подошел ближе, чтобы проверить, не открыл ли кто-нибудь спрятанную провизию. Пошарил рукой под крышей — нет, тут!..

Стал вытаскивать все. Выудил два куска сала, ковригу хлеба, спички и сунул руку за куском вареного мяса. Пошарил тут, пошарил там — нету.

«Ах, ты, стерва! — подумал он, начиная догадываться. — Это не иначе, как Жиган сожрал… Если из ребят кто, так те бы все сразу».

Он запрятал все обратно и, сильно рассерженный, стал поджидать.

Вскоре показался и Жиган. Он только что пообедал и был в самом хорошем расположении духа. Подходил неторопливо, засунув пальцы в рот и насвистывая.

— Ты мясо сожрал? — без обиняков насел Димка, уставив на него исподлобья недоверчивый взгляд.

— Жрал! — ответил тот, вспоминая об этом, видно, с большим удовольствием. — Вкусно…

— Вкусно! — наступал на него рассерженный Димка. — А тебе кто позволил? А где такой уговор был? А что на дорогу останется? Я тебя вот тресну по башке, так ты будешь знать…

Совершенно не ожидая такого нападения, Жиган опешил:

— Так это же я дома, за обедом… Онуфриха кусок из щей вынула, боль-шой…

— А отсюда кто спер?

— Я не знаю, — опешил Жиган, остановившись на месте и замотав усиленно головой.

— Побожись…

— Ей-богу! Вот чтоб мне провалиться, чтоб сдохнуть сей же секунд, ежели брал.

Но потому, что Жиган не провалился и не сдох «сей же секунд», и кроме того, он отрицал с необыкновенной горячностью возведенное на него обвинение, Димка подумал в виде исключения на этот раз, что Жиган не врет. А так как кусок мяса не мог сам себя съесть, то нужно же было отыскать виновника. И глаза Димки скользнули куда-то вниз и остановились испытующе и строго.

— Шмель, — позвал он, протягивая руку к валяющейся хворостине. — А ну, поди сюда, сукин сын, поди сюда, дрянь ты эдакая!

Но Шмель ужасно не любил, когда с ним разговаривали таким тоном. Он бросил теребить жгут из соломы, опустил хвост и сразу же направился в другой конец сарая.

— Он сожрал, — с негодованием заявил Жиган. — Чтоб ему лопнуть было. И кусок-то какой здоровый…

Перепрятали все теперь повыше, заложили обломком доски и привалили кирпичом.