Хэммонд Иннес - Проклятая шахта.Разгневанная гора

– Он будет здесь работать, – сказала девушка, улыбаясь. – Он шахтер.

– Слава Создателю! – воскликнул он. – Мне уж наскучило ждать, когда же наконец крыша рухнет над нашей головой.

– Меня зовут О'Доннел, – сообщил я им. – Джим О'Доннел.

– Черта лысого. Вот я так настоящий ирландец, – сказал он, моментально переходя на ирландский акцент. – Меня зовут О'Грейди. – Он протянул мне руку. – Ну и порасскажем мы друг другу всякого разного о счастливых временах на родной земле.

Девушка рассмеялась. Смех у нее был очень приятный.

– А я думал, ты австралиец, – сказал я, – судя по твоему говору.

– Австралиец! Провалиться мне на этом месте, это просто здорово! – сказал он, снова переходя на австралийский акцент. – Я только раз находился возле Австралии, это когда грузил в Саутгемптоне уголь на пароход компании «П и В». Это было давно, в тридцать первом, никакой работы было не найти, вот я и нанялся в портовые грузчики. Давай, приятель, надень-ка на себя что-нибудь, если хочешь пожрать вместе с нами. Переодеться можешь в нашей столовой. – Он взял со стола два блюда, а я забрал свою одежду и пошел за ним следом. Девушка молча смотрела на нас. Выходя из кухни, я бросил на нее быстрый взгляд. Она следила за нами, слегка улыбаясь. Однако, когда наши взгляды встретились, улыбку сменило иное выражение: она нахмурилась, словно все еще не могла чего-то понять.

Мы прошли через холодное подсобное помещение, потом через старые конюшни. Пол здесь был вымощен булыжником, были стойла для лошадей и полукруглые железные кормушки.

– Ты здесь давно, О'Грейди? – спросил я его.

– Называй меня лучше Фраер, – сказал тот. – Так меня все зовут. О'Грейди – это что-то вроде nom de gare, вроде как твоя кличка. [Имеется ввиду nom de guerre – кличка, псевдоним.] Ты ведь такой же ирландец, как и я. Да, я здесь почитай целый год. Совсем освоился, почти как дома.

Он открыл дверь и ввел меня в небольшую комнату, где вокруг соснового чисто выскобленного стола стояли стулья с сиденьями из парусины. В углу – угольная печь, но она не топилась, зато горела керосинка, отбрасывая на потолок круглые пятна света. Стены, более тонкие, чем в доме, содрогались при сильных порывах ветра. В единственное окно, занавешенное шторой, стучал дождь. На одном из стульев сидел, поигрывая ножиком, человек с длинным, необыкновенно бледным лицом. У него были грубые руки какого-то серого цвета; грязь, казалось, намертво въелась в его кожу. Он медленно меня осмотрел.

– Новенький, – представил меня Фраер. – Шахтер. Говорит, что его зовут О' Доннел. А это Слим Мэтьюс.

Слим Мэтьюс кивнул.

– Что дают жрать? – спросил он Фраера угрюмым, недовольным голосом.

– Тушенка и овощи. Два сорта. – Фраер поставил блюда на стол. – Начинай, приятель.

Я подошел поближе к керосинке и натянул свою одежду. Эти двое за столом молча ели.

– Кто эта девушка на кухне? – спросил я. Фраер поднял голову, продолжая жевать.

– Кити Треворн, – сказал он. – Она дочь второй жены старика от ее первого мужа.

– Он хочет сказать – его падчерица, – объяснил Слим.

А я что говорю, разве не это? – взвился Фраер. – Подумаешь, он учился в частной школе. Смех, да и только. Слим учился в Эррее [Э р р е й – искаженное Харроу-аристократическая частная школа о Англии]. А чем кончил? Работает простым каменщиком. Если это нее, чего можно достигнуть образованием, я могу обойтись и без него.

Слим Мэтьюс ничего не сказал. Он просто сидел и ел, глядя только в тарелку. Он напомнил мне несчастную собачонку на деревенской улице в Аравии, которую мальчишки пинками перекидывали от одного к другому.

– А ты, значит, карьерщик? – сказал я, обращаясь к Фраеру, чтобы переменить тему.

– Это верно, – ответил он. – И работаю на совесть, такого карьерщика, как я, нужно еще поискать. А только надоело мне работать под самым морем. Ненормально это, вот что я скажу. Эта работа не для человека. У меня аж мурашки по коже бегают. А мокро как, все равно что в сортире. Кептэн говорит, что между нами и морем тридцать футов твердой породы, только нам так не кажется, право. По стенам так и льет, случается, работаем по щиколотку в воде. А так… – Он вздохнул и подобрал с тарелки кусочки мяса. – Жаловаться не приходится. Платят хорошо, и никто не задаст вопросов. И жратва подходящая. У них тут своя ферма.

Мясо было вкусное, я никогда такого не ел. Я наложил себе вторую порцию и спросил, какой смысл в том, чтобы соединить штольню Мермейд с морем. Он посмотрел на меня, прищурив свои маленькие блестящие глазки.

– Ну, если кептэн тебе не сказал, лучше уж и я помолчу. Но помяни мои слова, это у него классная идея. Он у нас умен, как бес. Кити говорит, что ты приехал из Италии. Там ты и встретился с кептэном?

– Нет, – сказал я. – Меня послал к нему один друг.

– Ах вот как. – Он выковырял ногтем из дальнего зуба застрявший там кусочек мяса. – Странно, что ты там о нем не слышал. Похоже, он и в молодости был парень что надо. Малиган – ты знаешь Малигана?

– Знаю, – сказал я. – Я приехал сюда на его судне, на «Арисеге».

– Так вот, Малиган мне говорил, что это был самый лихой офицер во всей Восьмой армии.

– А откуда, черт возьми, это было известно Малигану? – сказал я.

Он пожал плечами:

– Не знаю. Он ведь и близко не подходил к тому месту, где воевали. Если и участвовал в какой драке, то только в той, где в дело шла бритва. Думаю, он передавал, что слышал. Кептэн почти все время был в горах, руководил партизанами. Говорят, он действовал в тылу у фрицев. Ну и грабил там, понятное дело, Малиган говорит, что у него в Италии припрятаны хорошие денежки.

– Почему же он там не остался? – спросил я.

– Ну, знаешь, у тебя в башке столько вопросов, сколько в сите дырок, – сказал он, усмехаясь. – Откуда мне знать? Если на то пошло, почему ты сам не остался в Италии? Видно, слишком жарко стало. Вот и кептэн так подумал. А может, вспомнил про Уил-Гарт и решил, что это интересная игрушка, стоит поиграться. Ему же всегда подавай что поинтереснее. Живет на нервах да пьет как лошадь. Кабы не темные делишки, которыми он занимается, он бы помер со скуки. Вот что делает с человеком война – я, конечно не говорю о таких, как мы с тобой. Авантюрист, чтоб мне пропасть. Были бы старые времена, обязательно стал бы генералом.

– А что старик? – спросил я. – Что он думает о том, что его шахту превратят в дорогу для контрабанды? Он прямо-таки взбесился, когда сынок сообщил ему, что собирается соединить Мермейд с морем.

– Да кто обращает внимание на этого старика? – сказал Фраер. – Он же совсем у нас чокнутый. Только кажется, что соображает. Его давно пора запереть в психушку. Торчит все время в шахте да бормочет что-то про себя. А на вид-то еще совсем ничего. Вот уж досталось от него бабам, когда он был молодым. Женился, понимаешь, два раза. Кептэн – его сын от первой жены.