Марина Александрова - Волгарь

Да и мысли невеселые одолевали казака, тяжко ему было видеть укоризненный взгляд своей сестры Дарьи. А уж ребятишки ее, что остались по его вине без отца, и вовсе душу из Ефима вынимали. Понял он, что не прав был, когда подвел сотника под виселицу, но гордость не позволяла признать свою неправоту. Да и уверен был Ефим, что не простит его Дарья, когда вспоминал все, что наговорил сестре.

А маленькую едисанку раздирали противоречивые чувства. Она была рада, что ей удалось вылечить Ефима, но то, что никто не сказал казаку, что это ее стараниями встал он на ноги, больно ранило Ануш. И еще горше ей становилось оттого, что чуяла девушка скорый отъезд Ефима. Не находила она себе места и часто убегала к реке, где никто не мог ее найти. Да в общем-то никто ее и не искал. Когда отпала надобность в помощи Ануш, Евдокия стала воспринимать девушку как лишнюю обузу. Только Дарья находила для нее ласковое слово, да маленький Николка просил научить разбираться в травах...

...Когда Ефим принял решение снова покинуть дом, то отдал матери все свои деньги, коих было не так уж и много, а сам отправился в стан Разина. Атаман с радостью встретил своего верного есаула, так как пришло время нового похода.

Шла к Царицыну тысяча стрельцов на помощь воеводе. Да только не знал стрелецкий голова Иван Лопатин, что взят уже город, а его ратный караван давно известен Разину, потому что везде у атамана свои люди да лазутчики тайные.

Вот и случилось так, что окружили Разинские казаки стрельцов с реки и суши, напав внезапно. И не было тем спасенья нигде, и как побежали они к Царицыну, пытаясь хоть там найти защиту, то встретили их пушки, и полегло пятьсот стрельцов в этой короткой, но кровавой битве. Разин же приказал утопить стрелецкого голову Ивана Лопатина, а оставшиеся в живых стрельцы примкнули к казацкому войску.

Стал теперь Стенька полным хозяином на Волге, не опасаясь прихода новых войск. Хорошо жилось в ту пору казакам, привольно им было на Волге отдыхать от ратных трудов, да готовить новый поход на Астрахань. Знали уж все от Разинских лазутчиков, каковые были у атамана везде и всюду.

Вот потому-то и был коротким казачий круг, когда донесли атаману, что вышел из Астрахани воевода Львов с пятью тысячами стрельцов. Быстро порешили казаки идти навстречу князю Львову с двух сторон – по воде и по суше, как и допреж делали, и взять стрельцов в клещи. Полетели струги по Волге, запылила по дороге казацкая конница. Споро двигалось Стенькино войско, но осторожно, посылали вперед дозорных, переговаривались меж собой казаки, подплывая в условленных местах к берегу.

И хотя опытен уже был князь Львов, доводилось ему встречаться с Разиным, но ничего не смог он поделать снова с удалым атаманом. Разгромил на голову Стенька воеводино войско, да взял в плен самого князя. Но не велел Разин казнить воеводу, а стал таскать за собой, как и племянника царицынского воеводы, чтоб думали люди, будто не только голутва в казацком войске обретается, но и всякое иное сословье готово поддержать великий поход.

Раздуванили казаки животы города Черноярска, под которым случилась битва со стрельцами, выпили вин всяческих сверх меры, да отправили гонцов на Дон, чтобы оповестили они о новой атамановой победе. Верного же есаула своего Ефима Парфенова отправил Разин в Камышинку с отрядом в триста человек.

Ефим же, используя старую атаманову хитрость, без боя взял городок. Взял есаул с собой несколько казаков, переоделись они в стрелецкое платье, да и назвались людьми московскими, что пришли камышинскому воеводе на помощь против воровских Стенькиных людей. Воевода принял их радостно, в караул поставил на ночь. А Ефим завел со стрельцами речи про то, что вязать надо воеводу и прочих начальник, да открывать ворота казакам, которые бедным стрельцам братья и освободить хотят всех сирых и неимущих от произвола боярского. Так поутру и случилось: как только подошли на стругах казаки к городу, так и открылись ворота без всякого боя и сопротивления. Посмеялся Ефим над воеводою, раздуванил животы камышинские промеж казаков своих да городской голытьбы, забрал все пушки и казну и ушел к Разину. За ним пошли многие стрельцы и жители Камышинки, потащили за собой и воеводу пленного.

Разин же продвигался к Астрахани, выслав вперед себя людей, повелев говорить им, что перешли стрельцы вместе с воеводой Львовым на строну казаков и верно служат атаману.

А и верно, немалая сила шла за Разиным: более десяти тысяч человек уже было в его войске. Не поспевал атаман сам со всем доглядеть, приходилось ему все чаще и чаще доверяться своим есаулам. И хотя ревновал он к их новой славе у народа, а все ж понимал, что в одиночку не сделать ему такого большого дела, что думалось. Но не все гладко было в этой огромной бунтарской армии: не у всех было оружие, шли многие пришлые с дрекольем простым, а стрельцам невольным да дворянским служилым людям и вовсе доверять нельзя было. Вот и стал Ефим вместе с прочими доверенным Разинским есаулом.

А в это время астраханский воевода Прозоровский готовил город к осаде. С надеждой взирала на воеводу астраханская знать и богатые торговые люди, верили они, что сумеет он защитить их добро, да и их самих от воровских людишек и бунтовщиков. Поправили работные люди астраханские стены и каменные, и деревянные, расставили наново пятьсот пушек по стенам, и говорили иноземные мастера фортификаций, что нет в Европе города более укрепленного, чем Астрахань. Да и боевой корабль «Орел» стоял у городского причала, готовый поддержать оборону своими пушками. Припасу же и воинского, и съестного заготовлено было превеликое множество. Доволен был воевода и уверен вполне, что удержит город и не отдаст бунтовщикам.

Лишь одного не учел Прозоровский, что вовсю велись меж стрельцов Стенькиными подсылами прелестные речи. Да и местный работный люд, крестьяне да холопы астраханские, давно уж не хотели более терпеть жестокостей да судов неправедных. Даже то, что уступил воевода и раздал стрельцам жалованье за прошлый год, не могло уже повернуть их настроения супротив разинцев.

Понял Прозоровский, что плохая надежа на стрельцов, и обратился к иноземцам, коих обреталось в Астрахани в ту пору превеликое множество. Воевода одарил их чинами и званиями и допустил к своему столу. Но русские служивые не больно-то слушались иноземных начальников, а уж как возвернулись стрельцы из-под Черного Яра, да принялись рассказывать всяко, чего повелел им Разин, так и вовсе приуныли бояре во главе с Прозоровским. Страшно им было, непонятно, как держать оборону города, когда нет в войске согласия и смутьяны в грошь не ставят начальных людей. А когда хватали оных смутьянов и волокли в острог, кричали они, что недолго терпеть осталось, придет Степан Тимофеевич и отомстит за все окаянства.