Марина Александрова - Волгарь

Молодой сотник решил, что непременно должен разузнать, что это за мужик, тот ли у него на руке перстень, и уж не дядя ли это его родный! С такой задумкой велел он Юрию заказать еще вина, да поболее, а потом помалкивать и не встревать, чтобы не содеялось. Сам окликнул угрюмого пьяницу:

– Мил-человек! Почто кручинишься? Ступай к нам, – угостим тебя доброй чаркой, авось за беседой-то тебе и легче станет.

Мужик недоверчиво оглядел двоих молодцев в стрелецком платье, но так как пьян был изрядно, а Юрий так радушно ему улыбался, то, махнув рукой на все сомнения, взял свою чарку и пересел к братьям. Николай тут же налил ему вина до краев и предложил выпить за знакомство:

– Выпей с нами, мил-человек, а то нам с братом тут скучно. Люди мы приезжие, здесь никого не знаем, вот и захотелось поговорить с новым человеком. А надоели мы друг другу в дороге хуже горькой редьки. Я вот Сашкой зовусь, а брата моего Федькой кличут, а ты кто будешь?

– Ефим Парфенов мое прозвание, – ответил мрачный мужик.

Если бы Николай заранее не предупредил брата, то Юрий не сдержался бы, когда нес старшой всякую околесицу. Но когда назвал мужик свое имя, стало меньшему все понятно, и он толкнул Николая тихонько в бок, мол, понял все, действуй, братка.

После первой чарки, которую Ефим опрокинул залпом, а братья только пригубили, принялся Николай споро подливать дяде вина да выспрашивать того, про житье-бытье давнее. Ефим поначалу отвечал неохотно, а потом, видать, обрадовался возможности душу излить, и принялся взахлеб рассказывать обо всей своей непутевой жизни.

Николай не торопил Ефима, слушал внимательно, потому как хотелось молодому сотнику понять, почему погубил дядя отца его родного, была ли промеж них обида какая. Ежели бы хоть какую зацепочку обнаружил Николай в пьяных речах Ефима, то оставил бы дядю в живых. Но чем дальше слушал он казака, тем больше понимал, что незачем жить на земле такому человеку.

А Ефим говорил и говорил без удержу. Первый раз за всю жизнь хотелось ему высказать все о себе. Он, казалось, забыл о слушающих его братьях, просто вливал в себя вино чарку за чаркой и изливал в словах всю муть, что скопилась в его измученной душе...

Ефим умолк, то ли от того, что все выплеснул, то ли вина перебрав сверх всякой меры, только уронил он на стол буйную голову и более не поднял ее. Братья Васильевы переглянулись, поняв друг друга без слов, кинули на стол пару монет за выпивку и, подхватив с обеих сторон бесчувственного дядю, поволокли его к выходу.

На улице пришел было казак в чувство от ночной прохлады, да Николай ловко так пристукнул дядя по голове, чтоб не мешал он братьям исполнить задуманное. Они дотащили Ефима до леса, и там Николай ткнул дядю в живот саблей. От удара тот лишь дернулся беззвучно. А напоследок снял молодой сотник с Ефимовой руки семейное кольцо и надел на свой палец. Когда же младший брат спросил у него, зачем Николаю понадобилась такая безделица, тот ответил:

– Памятью пусть будет оно о том, что отомстили мы с тобой, брат, за смерть нашего отца.

Отчего-то не хотелось Николая рассказывать брату о тайных свойствах кольца. Решил он, что ежели бы матушка хотела, чтобы знал Юрий об этом, то призвала бы перед дорогой их обоих. Потому и смолчал Николай, утаил правду от брата меньшего.

Свершив свою праведную месть, братья, не оборачиваясь на дядино тело, воротились в город и преспокойно отправились на ночлег в стрелецкие казармы.

...Ефим очнулся от страшной боли в животе и не мог долго понять, что с ним и где он. Рука, которую он прижал к животу, в свете луны показалась ему черной и была противно липкой. Ефим со стоном поднялся и понял, что это кровь пропитала его одежду и боль его проистекает от сабельной раны в животе. Деревья окружали озирающегося в страхе казака, и он никак не мог понять, где оказался. Смутно плавали в голове обрывки вечерней попойки, не желая складываться в событие, приведшее Ефима в это странное место, да еще и раненного.

Казак чуял, что с каждой каплей крови, вытекающей из дыры в животе, утекают его силы. Он решил, что должен обязательно выбраться, и пошел, с трудом держась за деревья и хватаясь за ветки. Через малое время кровавая пелена стала застилать его взор, но с каким-то не понятным упорством Ефим продолжал идти, все дальше уходя от города и все ближе приближаясь к болоту.

Казак даже не понимал, что идет совсем в другую сторону, он просто вдруг отчаянно захотел жить. Но куда бы он ни шел, теперь, после смерти Степаниды Яковлевны, все его дороги вели только к смерти. Костлявая старуха уже занесла свою косу над головой Ефима и лишь раздумывала, в каком обличии перед ним предстать.

Болотные огни уже мелькали меж поредевших деревьев, под ногами казака хлюпала болотная вода. Он опомнился лишь тогда, когда провалился по колено в ледяную жижу. Страх придал ему силы, он рванулся, попытался бежать, но провалился еще глубже, и уже не мог вырваться, как ни старался, болото крепко держало свою жертву.

Рваные клочья зловонного тумана оседали ледяной росой на челе измученного беглеца. Он отчаянно пытался выдраться из трясины, да только с каждым рывком лишь глубже погружался в топкое грязное месиво. Наконец, когда Ефима затянуло уже по грудь, ему вдруг удалось ухватиться за торчащую корягу. Погружение замедлилось, но не прекратилось. Казак отчаянно цеплялся за спасительную ветку, в безумии своем надеясь спастись. Только часы его жизни были уже сочтены, и жуткие видения прошлых грехов стали выходить из тумана.

Чудовищные призраки обступили тонущего Ефима и завели вкруг него безумный хоровод. Помертвевшими, расширенными от ужаса глазами следил он за адской пляской. Полуистлевшие мертвяки тянули к нему костлявые руки, завывали леденящими душу голосами. А болото равнодушно делало свое дело: лишь голова Ефима еще оставалась над поверхностью да рука, судорожно цепляющаяся за корягу.

Но более спасения не было, и казак попытался молиться. Да только язык его прилип к гортани, и ни слова не смог вымолвить несчастный. Так и поглотила его трясина, не успевшего раскаяться, и лишь довольно чавкнула, точно сытое чудовище. Еще несколько мгновений рука уже мертвого Ефима скребла ногтями по гнилой деревяшке. Вскоре исчезла и она...

В тот момент, когда болото сомкнулось над головой грешного казака, племянник его, Николай, спящий в стрелецкой казарме, неожиданно проснулся, точно от толчка. Он взглянул на кольцо и увидел, что черный камень словно вспыхнул багровым пламенем, а потом свет будто бы втянулся внутрь камня и погас.

Молодой сотник в удивлении смотрел на ставшее вновь спокойным кольцо. Но страха перед эдаким чудом не было в его душе. Николай перекрестился и улегся досыпать – утром предстояло отправляться в обратный путь.