Николай Дмитриев - Любой ценой

— Давай! — коротко бросил полковник и, тут же развернув депешу, прочитал вслух: — Бронедивизион и казаки атакуют немецкий штаб…

— Так это ж наша! — воскликнул Долежай-Марков.

— Точно, наша! — кивнул начальник разведки.

Так вовремя прилетевшее письмо, давая выигрыш во времени, меняло все в корне, и полковник тут же приказал Долежай-Маркову:

— Этот пускай здесь же все подробно напишет, а я к командующему.

Не дожидаясь ответа, он выбежал из флигеля. Душа у начальника разведки пела, ему даже казалось, что посланные разъезды уже выловили те госпитальные фуры, и они, удирая, заваливаются с дороги, ломая вдрызг смонтированные на них радиоаппараты…

Обстановка уверенности царила в германском штабе. Мурлыча себе под нос нечто бравурное, генерал с удовольствием отмечал ликвидированный прорыв у Звеняче и тщательно вымерял по карте, сколько еще надо пройти его войскам, чтобы оттеснить русских у Подгайцев на исходные позиции.

Даже досадная задержка артиллерийской бригады при выезде с рокадной дороги, позволившая русским так сяк наладить оборону у Звеняче, не омрачала генеральских мыслей. Война есть война, а орднунг есть орднунг, и пока что все шло, как задумано.

Генерал позволил себе расслабиться и даже было вышел из-за стола, как вдруг за дверью послышался более чем странный шум, и на пороге возник покрытый с головы до ног пылью офицер связи.

— Герр генерал! У Секерно-Райне прорыв! Артиллерия русских сметает все! Полковник Штаренберг просит поддержки, управление потеряно, и у него уже нет никаких резервов!

— Как нет? — генерал уронил карандаш на оперативную карту.

— Согласно вашему приказу, герр генерал, полковник Штаренберг направил все силы на ликвидацию прорыва у Звеняче!

— Вернуть! Вернуть! — генерал судорожно схватил телефонную трубку. — Артиллерийскую бригаду!… Немедленно!

И именно в этот момент ворвался перепуганный гауптман.

— Герр генерал! Казакен!

— Казакен? — монокль из генеральского глаза выпал сам по себе. — Где?…

Гауптман обежал стол с разложенной картой и, рванув штору, показал прямо на открывающийся из окна вид.

— Вот они!

Какую-то минуту все, находившиеся в комнате, молча "наблюдали, как по дороге к штабу грозно приближались русские броневики, а шедшие за ними вскачь казачьи сотни уже начинали разворачиваться для атаки.

— Ахтунг! Алярм! — первым выкрикнул генерал, и в штабе поднялся жуткий переполох.

Часть солдат охраны побежала на дорогу, чтобы не допустить прорыва броневиков, другая, волоча за собой пулеметы, бросилась занимать позиции прямо в саду, а в самом доме началась кутерьма.

Хватая, что попало под руку, штабники выскакивали на задний двор и набивались в автомобили, которые, гудя клаксонами, сталкиваясь друг с другом и едва не застревая в воротах, выносились на дорогу.

Впрочем, панике поддались далеко не все. Так, одно авто не поехало к воротам, а, круто завернув к заднему крыльцу, так и осталось стоять с работающим мотором. Из кабины выскочил гауптман и, прыгая через три ступеньки, помчался в комнату бонны.

— Клара! — ворвался к девушке гауптман. — Казакен! Шнель! Бистро!

— Что? — для понимания случившегося бонне было достаточно одного взгляда, и она тут же принялась выставлять за дверь давно собранные чемоданы. — Айн, цвай, драй…

Увидев такую готовность, гауптман закрутился на месте, пытаясь высмотреть кого-либо из попрятавшихся слуг, потом крякнул и без лишних слов, прихватив в каждую руку по два чемодана, волоком потащил их по коридору…

Минут через пять, когда уже развернувшаяся казачья лава наметом пошла в атаку, серый «даймлер» с герром гауптманом за рулем проскочил ворота и помчался по дороге, а на его заднем сиденье, чуть не угодив под посланную вдогонку очередь с «остина», перекатывалась по своим баулам, судорожно цепляясь за чемоданы, насмерть перепуганная бонна…

Прогнав так километра три, гауптман остановил машину и буднично произнес:

— Клара, надо как следует уложить вещи.

Все еще не пришедшая в себя от страха бонна вытаращила глаза:

— Но Карл, здесь же стреляют!…

— Ну и что? Это война, майн кюхельхен, а вещи — это вещи!

Гауптман спокойно вышел из машины и деловито стал перекладывать лежащий навалом скарб. Он так увлекся примащиванием саквояжей, баулов и чемоданов, что выбрался из этого вороха, только услыхав возмущенный крик командира подскакавшей во весь мах батареи:

— Герр гауптман! Как это понимать?…

— А вот так! — сердито огрызнулся Карл и, приладив последний чемодан на место, посмотрел на взъерошенного обер-лейтенанта. — А вы это куда?

— Приказано вперед…

— Куда вперед? Мы вырвались из штаба последними! Там казаки! Вон там, под той самой крышей! — вызверился гауптман, тыча в сторону едва различимой за деревьями кровли.

— Там? — изумился обер-лейтенант. — В штабе? Не может быть!

— О, доннер-веттер! Все может! Смотри!

Вид пробитого пулями автомобильного крыла сразу привел обер-лейтенанта в должное состояние. Его усы встали дыбом, и он яростно завопил:

— Бат-тарея!… К бою!

Прислуга споро кинулась устанавливать пушки, и к тому моменту, когда Карл и Клара уже собрались отъезжать, артиллеристы дали первый залп. Гауптман назидательно заметил:

— Видишь, мейн либер, то в нас стреляли, а теперь — в них…

— О, Карл! — воскликнула Клара. — Я не ошиблась в тебе! Теперь я уверена, в нашем лесу не пропадет ни одного дерева, а наши дети не будут нищими.

И в порыве признательности бывшая бонна взасос поцеловала так и не выпустившего руля из рук гауптмана…

Первые же разрывы мгновенно прекратили казачью вакханалию на графском подворье. Порскнули во все стороны всадники, вырулили на дорогу к Секерно-Райне броневики, потащили из горящего дома скарб домочадцы, последним выскочил уже через вовсю пылающую дверь сам граф Сеньковский.

А когда догорел, превратившись в дымящуюся руину, графский палац, и когда, глядя на толпящуюся вокруг пожарища челядь, истуканом застыл старый граф, только тогда не выдержала и схватилась за голову стоявшая рядом с ним графиня.

— О, Сигизмунд!… Цо то бендзе? То ж был настоящий дворец! А цо мувив тен генерал? Цо мувив? Цо?…

— Цо, цо! — неожиданно взвился старый граф. — До дзябла тего холерного генерала! Ту ест война!

— Но, Сигизмунд, новый дом… Новая обстановка… Вещи… Нам что, опять перебираться в наш старый палац?

— До дзябла! — рявкнул осерчавший граф. — Цо дом! Цо вещи! Те вже було и буде еще! Но я хочу спросить вас, графиня, вы думали, кто теперь посватается к нашей дочери?

— Что теперь говорить, Сигизмунд? — изумилась графиня. — Мы же стали почти что нищие!