Джон Стэк - Корабль Рима

— В Риме много бань, друг мой, но в этих предлагают еще и дополнительные услуги, — улыбнулся Септимий, когда в его ладонь вложили кубок с вином.

Девушки оказались ловкими и проворными: приносили вино и еду по первому требованию, а легкая и непринужденная беседа быстро рассеяла скованность мужчин. Через полчаса Аттика охватило неизъяснимое блаженство, а затуманенный вином разум погрузился в мягкую и обволакивающую атмосферу женских чар, которыми словно наполнилась комната. Капитан поднял кубок, но на этот раз сосуд не наполнили вином, а забрали, и одна из девушек помогла ему встать и увела в маленькую комнатку, примыкавшую к тепидарию. Девушка аккуратно прикрыла за собой дверь, повернулась к Аттику и сбросила тунику. У него перехватило дыхание — красота женщины, соединенная с чувственностью молодости, подействовала на него должным образом. Он было заторопился, но опытная молодая женщина, заметив его неловкость, тут же взяла инициативу в свои руки и подтолкнула его к низкой кушетке в углу комнаты. Она гладила плечи Аттика, перебирала пальцами густые волосы на груди, искусно управляя его страстью, затем уложила на кушетку и села сверху. Ее медленные, гипнотические движения заставили его полностью расслабиться.

Потом они лежали на кушетке, обнявшись, и ее ладони снова медленно и плавно скользили по его телу. Аттик, никогда в жизни не испытывавший такого удовлетворения, крепко заснул, на целую ночь забыв обо всем, что происходило за стенами маленькой комнаты в банях.

Пробираясь по оживленным улицам Рима, Септимий выгнул спину и потянулся. Они с Аттиком проснулись на рассвете, каждый в отдельной комнате бань — в одиночестве. Одевшись, Септимий попрощался — пообещав вернуться — с женщиной, которая встречала их у входа, и друзья снова оказались на многолюдных улицах. Аттику с трудом верилось, что за стенами здания слева действительно прячутся бани, — настолько резким оказался контраст с убогими и наводненными людьми улицами, окружавшими бани, — и эта мысль омрачала весь короткий путь до Форума. Остатки вина в желудках друзей разбудили аппетит, и по дороге они купили у уличного торговца еды. Они не разговаривали, погрузившись в собственные мысли.

— Вон за тем перекрестком… — вдруг произнес Септимий, нарушив молчание.

— Что? — спросил Аттик, заставив себя вернуться к действительности.

— Мой дом, — улыбнулся Септимий. — Вон за тем перекрестком.

Аттик заметил, что при упоминании о доме его друг ускорил шаг, и тоже пошел быстрее. Делийский квартал, где селились представители сословия всадников, среднего класса Рима, был совсем не похож на оживленные улочки и высокие дома бедных районов города, и Аттик сразу же заметил разницу.

— А кто будет дома? — спросил он, вдруг осознав, что за десять месяцев знакомства с Септимием они еще ни разу не говорили о его семье.

— Насколько мне известно, все, хотя я и не был дома два года. Родители, два старших брата… и, наверное, младшая сестра.

Аттик заметил, что при упоминании о сестре лицо Септимия погрустнело, но затем на губах центуриона вновь заиграла улыбка. Капитан «Аквилы» попытался представить, как выглядят родственники Септимия: женщины, скорее всего, такие же смуглые, а мужчины похожи на него, только старше.

Вскоре они уже стояли у входа в дом — скромных деревянных ворот в оштукатуренной каменной стене, с двух сторон огораживающей участок. У ворот была прикреплена небольшая табличка с фамилией хозяина: «Капито». Септимий постучал и отступил на шаг, ожидая ответа, собрался было постучать еще раз, но тут ворота распахнулись и в арке входа появился мужчина. Он стоял, подавшись вперед и уперев руки в бока, и внимательно вглядывался в незваных гостей. Через секунду его руки опустились, а лицо озарилось радостной улыбкой.

— Милосердные боги… Септимий!

— Домициан, — улыбнулся Септимий старому слуге, которого знал с детства.

Помедлив секунду, слуга бросился в дом, чтобы объявить о неожиданном возвращении молодого хозяина.

Войдя вслед за Септимием в маленький двор, Аттик окинул взглядом простые, ничем не украшенные стены дома, покрытые штукатуркой. Слева располагались небольшая конюшня и двухэтажный амбар, через открытые ворота которого виднелись кипы соломы и мешки с зерном. Прямо перед ним был дом — двухэтажный, с закрытыми ставнями окнами на широком фасаде. Приближаясь к парадной двери, Аттик услышал радостные возгласы, вызванные известием о возвращении Септимия.

Внезапно из дверей выбежала немолодая женщина и бросилась к ним. Высокая, стройная, с благородными, почти царственными чертами лица. Предположения Аттика оказались верными: у нее были смуглая кожа, карие глаза и черные вьющиеся волосы. Женщина обняла Септимия и поцеловала в щеку; от радости при виде младшего сына ее глаза наполнились слезами.

— Септимий, — дрожащим от волнения голосом произнесла она. — Добро пожаловать домой. Добро пожаловать домой.

Септимий отстранился, явно смущенный таким открытым проявлением чувств в присутствии Аттика. Капитан не смог сдержать улыбку. К ним приближался пожилой мужчина, в котором Аттик сразу узнал отца своего друга. Сходство отца и сына было поразительным — широкая кость, непокорные черные волосы. Вот только левую половину лица пожилого мужчины пересекал глубокий шрам, проходивший ото лба к щеке через глаз, молочно-белый и мутный. Таким будет Септимий через двадцать лет — за исключением увечья.

Септимий сердечно пожал руку отцу — рукопожатием легионеров, когда ладонь обхватывает предплечье.

— Добро пожаловать домой, сын. — Голос пожилого мужчины был низким и хриплым.

— Как хорошо дома, отец! — ответил Септимий и выпрямился по стойке «смирно», словно перед старшим по званию.

— Этот знак на твоих доспехах. — Рука отца коснулась нагрудника Септимия. — Эмблема морской пехоты?

— Центуриона морской пехоты, — гордо ответил Септимий.

Он впервые предстал перед отцом в звании центуриона — том же самом ранге, до которого отец дослужился в Девятом легионе.

— Центурион морской пехоты, — буркнул отец, словно вторая половина фразы перечеркивала первую. — Лучше быть опционом в Девятом, где твоя должность вызывает уважение.

— Нет ничего недостойного в том, чтобы командовать морскими пехотинцами, — возразил Септимий.

Отец взмахом руки прекратил спор и повернулся к Аттику. Септимию ничего не оставалось, как представить друга.

— Отец, мама, это капитан «Аквилы» Аттик Милон Переннис. Аттик, это мои родители, Антоний и Салония.

Аттик кивнул Салонии, затем пожал руку Антонию. Рукопожатие было крепким — простой жест выдавал недюжинную силу отца Септимия.