Ричард Зимлер - Охота Полуночника

— Я не умею читать. Прочти его мне, — попросил он, развернув лист.

Небрежно написанный текст гласил: «Божественный сын Девы Марии, рожденный в Вифлееме, христианин, распятый за нас, умоляю тебя, Господи, пусть тело мое будет неуязвимо, сохрани меня от гибели. Если злодей пожелает навредить мне или следить за мной, чтобы поймать меня или ограбить, пусть его глаза не видят меня, его рот не говорит со мной, уши его не слышат меня, его руки не схватят меня, его ноги не догонят меня. Пусть оружием моим будет меч святого Георгия, убежищем моим — плащ Авраама и парус ноева ковчега».

Текст произвел на меня сильное впечатление, и я перечитал его, пока Даниэль надевал свои покрытые плесенью кожаные ботинки и пытался прихватить старое стеганое одеяло на случай, если будет холодно в лесу, где он решил заночевать.

Наш путь из города пролегал мимо птичьего рынка у монастыря Сан-Бенто. Проходя мимо ряда обветшалых деревянных прилавков, на которых стояли клетки со щебечущими жаворонками и дроздами, я сжал кулаки.

— С каким удовольствием я бы разрушил все это! — заявил я.

Даниэль, выругавшись, позвал меня вперед, и я подумал, что он не заметил моего гнева. Возле небольшого загона для крупного рогатого скота мы заметили жилистого длинноволосого мужчину в накидке с воротником из крысиного меха, совершенно неподходящей для жаркого июня. Мужчина забрался на опрокинутую корзину из ивовых прутьев. Кожа у него на руках и на лице была белой, как обглоданная кость. Пригнувшись, будто сражаясь с драконом, он кричал, что тело Господа нашего Иисуса Христа — единственный путь к искуплению грехов. Мы остановились послушать; мужчина вещал, что все иудеи, протестанты и неверующие должны быть изгнаны из Порту. Мы, оставленные Богом, достигнем Града Небесного лишь тогда, когда испьем крови Спасителя.

— Подлецы, сброд, дерьмо дьявола! — кричал он. — Мы должны сбросить всех марранов в навозную кучу и покончить с ними раз и навсегда!

Опять прозвучало слово «марраны». Оно раздражало меня, потому что я не знал его значения. И я услышал его уже второй раз за этот день!

Когда я спросил Даниэля, что оно означает, он покачал головой и потащил меня за собой. Тут проповедник прекратил свою напыщенную речь. Мне стало интересно, почему он замолчал, я обернулся и увидел, что он смотрит прямо на меня. Ухмыляясь, он махнул мне, чтобы я подошел ближе, как мне показалось в тот момент. Мое сердце в страхе упало.

В это время толстый коротышка с пером на шляпе подвел к проповеднику козла на веревке.

— Сатана приходит в личине козла, — обратился проповедник к толпе. — Еврей приходит в личине сатаны!

Вытащив из-под накидки почерневший от грязи нож, он спрыгнул с корзины. Затем он вонзил нож в несчастное создание, козел отчаянно заблеял, задрожал и упал на землю. Кровь хлынула из раны, словно вода из колонки. Подставляя руки под этот фонтан жизни, проповедник смазывал кровью лицо и волосы, воздевал руки к небу и призывал Господа в свидетели жертвоприношения. Раздались крики ужаса, и зеваки бросились врассыпную.

Заметив мой испуг, Даниэль сказал:

— Джон, любой старый мошенник с ржавым ножом может убить козла. Идем.

— Но он знает меня. Он смотрел на меня!

Даниэль нетерпеливо вздохнул, ответив, что мне наверняка показалось. Лишь спустя несколько лет я увидел связь между отвратительным торговцем и избиением сеньоры Беатрис.

В детстве величайшим даром я считал умение разговаривать с животными. Поэтому как только мы пришли к нашему озеру, я остановился и начал подражать щебетанию зимородка, которого заметил на дубе. Когда я закончил, мой пернатый друг посмотрел в воду с тридцатифутовой высоты. Потом он неожиданно бросился вниз, как крылатая стрела, и ушел под воду.

— Что с ним случилось? — воскликнул Даниэль.

— Сейчас увидишь.

Появившись несколько секунд спустя, еще красивее, чем до купания, птица вернулась на дерево с извивающейся в клюве серебряной рыбиной. Когда я обернулся разделить свой восторг с Даниэлем, то ожидал увидеть его лукавую улыбку, но вместо этого он заплакал.

Я молча смотрел на него; он закрыл глаза руками, наверняка стыдясь своих чувств. Когда я, наконец, осмелился спросить его, что случилось, он со злостью посмотрел на меня. Я решил предпринять краткую вылазку в лес, чтобы понаблюдать за птицами. Когда я вернулся, он заставил меня поклясться хранить в тайне то, что он мне скажет, а затем признался, что сеньора Беатрис — его бабушка.

— Ее дочь отказалась от меня, когда я был ребенком. Она оставила меня на колесе, а монахини отдали приемным родителям.

«Оставленный на колесе» было португальским выражением, означающим нежеланного младенца, оставляемого на специальном круглом столике в окне благотворительного учреждения. Этот стол был разделен деревянной перегородкой, чтобы сохранить личность матери в тайне. О брошенных детях заботились монашки, и, если представлялась возможность, отдавали их на воспитание приемным родителям.

— Почему она отказалась от тебя? — спросил я.

Даниэль вытер нос рукавом, поднял с земли ветку и начал яростно строгать ее ножом с коротким лезвием.

— Не знаю. Она умерла от лихорадки через год после того, как подбросила меня монашкам. Ей было всего девятнадцать лет. Наверное, она была слишком бедна и не могла заботиться обо мне.

Он посмотрел вдаль.

— Я узнал о ней только потому, что однажды сеньора Беатрис принесла выстиранное белье нашему соседу и увидела меня. Она сильно испугалась и ушла, бледная, как будто увидела привидение. Bobo de merda, sem cabeceira, va-te-embora, va agora.

Это еще одни стишки, которые ассоциируются у меня с Даниэлем. Они означают: «Безмозглый тупица, дрянной шалопай, оставь меня, да прочь ступай».

— Как я позже узнал, я очень похож на ее умершую дочь.

Кончиком ножа он вырезал в палке два крошечных отверстия, затем сделал несколько кривых зарубок.

— Я незаметно следовал за сеньорой Беатрис до ее дома и стал приходить туда каждый день в одно и то же время. Она грустно смотрела на меня, а потом закрывала ставни.

Я повернул голову, чтобы получше разглядеть его творение, но он тут же спрятал его и пообещал побить меня, если я посмотрю еще раз.

— Джон, черт побери, у меня в голове одни опилки, потому что я рассказал своей матери о сеньоре Беатрис. Она теперь никогда не остается дома, я имею в виду маму. Я не видел ее целый год. В последний раз эта старая скотина крепко схватила меня, — глаза парня яростно сверкнули, — и ударила по лицу. Она заставляла меня просить прощения за то, что я родился на свет. Якобы усыновив меня, она поломала себе жизнь. Тогда я и узнал, что я — приемный сын.

Держа нож как перо, он сделал длинный круглый надрез от одного края фигурки к другому.