Анджей Збых - Ставка больше, чем жизнь

— Удивительно то, — продолжал немец, — что никто не видел Вольфа.

— А те четыре эсэсовца? — не согласился с ним Робертс.

— Фаренвирст, Олерс, фон Любоф и Вормитц, да? Этого следовало ожидать, — ответил немец.

— Извините, — вмешался Карпинский, — кто здесь задает вопросы? Кто вы, собственно говоря? Ваше имя, капитан?

— Ганс Клос.

— Вы прекрасно говорите по-английски, — проговорил Робертс и предложил немецкому капитану сесть. — Из абвера?

— Так точно.

Робертс достал сигареты.

— Может быть, закурите, господин капитан? В данный момент мы являемся как бы коллегами, хотя не так давно боролись друг против друга. Вы армейский специалист, а мы ценим хороших специалистов. Я надеюсь, что мы получим от вас немало интересных сведений.

— Не думаю, — вежливо отклонил Клос это предложение. — Я могу быть вам полезным лишь в том деле, о котором вы только что говорили.

— Вот и хорошо. Считаю, мы с вами договорились, — сказал Робертс. — Где вы служили?

— В основном в Польше и в России, в связи с тем что… — Клос на мгновение заколебался: он не хотел сообщать американцам о себе ни на йоту более того, чем требовала необходимость. — В связи с моим знанием славянских языков, — закончил он.

— Вы имели неплохую разведывательную сеть на Востоке, не правда ли?

— Да, — ответил Клос. — Мы имели самую мощную армию, правили всей Европой; у нас был фюрер…

— Поговорим лучше о делах вашей разведки. Как у вас с памятью? — прервал его Робертс.

— Не очень хорошо, — пробормотал Клос. И подумал, что той информации, которая им так нужна, они наверняка от него не получат.

— В этом далеко не лучшем мире, — сказал Робертс, — ничего не делается быстро и задаром. Я прекрасно понимаю, господин капитан, что вашу память необходимо освежить. Я не думаю, что вам нравится долгое пребывание в этом лагере…

Воцарилась тишина. Карпинский, делая вид, что перебирает какие-то бумаги на письменном столе, с нескрываемой недоброжелательностью посмотрел на своего коллегу.

— Я думаю, что мы еще поговорим с капитаном на интересующую тебя тему, — остановил он Робертса. — А сейчас я предлагаю заняться другим.

— Группенфюрером Вольфом? Мне также хотелось бы поговорить на эту тему, — вставил Клос. — Хотя сейчас…

— А вас пока никто не спрашивает, чего вы хотите, — прервал его Карпинский.

Он почувствовал к этому немецкому офицеру ничем не объяснимую симпатию и не хотел рвать ту тоненькую нить доверительности, которая возникла между ними. Карпинский был зол на себя за то, что дал возможность втянуть себя в этот бесполезный разговор с немецким офицером, а еще больше на Робертса, который, конечно, не мог отказать себе в удовольствии продемонстрировать свою политическую дальнозоркость. Они не раз яростно спорили об отношениях с Россией в послевоенное время. Карпинский верил в идею Рузвельта о дальнейшем сотрудничестве двух великих держав, Робертс был ее ярым противником. «Мы помогали России, чтобы она победила Германию, но кто поможет нам справиться с Россией?» — обычно говорил он.

— Капитан Клос, знали ли вы группенфюрера Вольфа? — спросил Карпинский.

— К сожалению, нет.

— Почему «к сожалению»?

— Вольф — военный преступник. Он отдал приказ о расстреле польских и советских военнопленных.

— А также нескольких десятков итальянцев и англичан, — вставил Робертс.

— Прежде всего это были русские и поляки.

— Значит, вы знаете и об этом? — удивился Карпинский. — Откуда?

— Я пытался помешать этому преступлению, но, к сожалению, опоздал: приехал в лагерь через два часа после этой бойни. Я предлагал генералу Вильману начать с лагеря военнопленных, а потом уже захватить здание гестапо. Но Вильман настоял на своем. Он боялся, что если мы начнем с лагеря, то упустим гестаповцев и тогда вряд ли уцелеем.

— Мне кажется, — улыбнулся Робертс, — что вы являетесь противником гитлеровцев. С каких это пор?

— Вольф, — спокойно продолжал Клос, как будто бы не расслышав его вопроса, — вероятно, находится в этом лагере. Те четыре эсэсовца, о которых вы здесь упоминали, наверняка знают, под каким именем он скрывается. А может быть… — Клос заколебался и умолк.

— Я не уверен, что Вольф находится в этом лагере. В панике, которая охватила город в первые часы после нашего вступления, он мог легко ускользнуть. Но для чего вы, господин капитан, пытаетесь разыскать Вольфа? Может быть, это старые счеты абвера с гестапо? — допытывался Робертс.

— Я полагал, что он вам необходим больше, чем мне, — спокойно ответил Клос.

— Что это, предложение о сотрудничестве? — Робертс не скрывал иронии. — Мы готовы принять его, но не только по вопросу, касающемуся Вольфа. Надеюсь, вы меня поняли, господин капитан?

— Вы, господин Клос, упомянули о какой-то возможности, но до конца ее не раскрыли. Вы говорили также о тех четырех эсэсовцах, которые уже давно знают Вольфа и… — начал Карпинский.

— Понимаю, — прервал его Клос, — но я не имею никаких доказательств. Это только мое предположение. Хотя, может быть, один из них все-таки Вольф?

— А может быть, Вольф — это вы? — рассмеялся Робертс. — Вы соответствуете тому описанию, которое они дали. Ну хватит! — Он стал серьезным. — Мы остановились на вашем предложении о помощи в деле Вольфа. Но прошу вас, Клос, не забывать также о том, чего мы касались до этого. И советую вам, господин капитан, отнестись ко всему тому, о чем мы здесь говорили, со всей серьезностью. А теперь возвращайтесь к себе.

После ухода Клоса Робертс послал мотоциклиста за пивом.

— Мы должны немного отдохнуть, — сказал он Карпинскому. А потом, открывая консервную банку, спросил напрямик: — Как тебе понравился этот Клос из абвера?

— Кто знает, может быть, он действительно хотел нам помочь в розыске Вольфа? — в свою очередь спросил Карпинский. — Как ты думаешь, Робертс?

— Помнишь тот указатель, который приказал поставить старик Паттон, когда мы перешли голландскую границу: «Внимание, вы пересекли границу европейской цивилизации. С этого места начинается страна варварства». Ты страдаешь манией преследования. Этот Вольф не выходит у тебя из головы. Рано или поздно мы его найдем. Он от нас никуда не уйдет. Но нельзя забывать и о других, не менее важных делах. Этот капитан абвера хочет нам слишком дорого продать себя, а может быть…

— Что ты имеешь в виду?

— Немцы недооценили славян и их разведку. За это они дорого заплатили.

— Это ты, Робертс, страдаешь манией преследования, — улыбнулся Карпинский. — Допускаешь, что офицер побежденной армии должен радоваться предложению о сотрудничестве с победителями. Может быть, он отъявленный фашист и ненавидит нас или просто ему все уже надоело… Такое может случиться и со мной, — сказал он, немного помолчав. — Долго здесь не выдержу. Осточертела мне эта работа.