Рихард Дюбель - Кодекс Люцифера

– Кто такие «мы»?

– Мы. Рыцари улицы. Я хотел сказать – уличные крысы…

– Он говорит о том сброде, который живет на улице, и у которого нет ни родителей, ни дома, ни хлеба, ни приличных манер, и который промышляет тем, что обворовывает и обманывает почтенных бюргеров, – объяснил Розмберка.

Лобкович моргнул.

– А, так ты об этой игре, – понял он. – Мне она известна под названием «Три монашки и отец настоятель». – Он неожиданно захлопнул рот и покраснел.

– Лично мне эта игра неизвестна, – заявил Розмберка.

Лобкович снова куда-то потащил Андрея.

– Вперед, вперед! – пыхтел он. – С кайзером нельзя играть в азартные игры.

– Особенно связанные с мошенничеством, – добавил барон.

– Так вы же вроде бы не знаете эту игру, мой дорогой Розмберка?

– Ну, я о ней слышал, – ответил тот и бросил убийственный взгляд на Лобковича поверх головы Андрея.

– Ну что еще? Что еще? Не напрасно же ты столько лет был ассистентом мастера Ското!

– Столько лет? – пронзительно вскричал Андрей. – Да он подобрал меня уже здесь, в Праге! И я ничего не делал, кроме как убирал за ним грязь!

Лобкович ударил себя ладонью по лбу и выругался, почти не замедлив движения вперед. Они как раз вошли в зал, чья ширина казалась больше, чем длина улицы перед домом Ското, и который протянулся так далеко, что звук их шагов отдавался сильным эхом, а потолок был таким высоким, что не уступал небу на улице. Они промчались через него галопом – с левой стороны показалась дверь на улицу. Барон и верховный судья провели Андрея через нее на лестницу, одна-единственная ступенька которой была больше, чем вся гостиная в доме на берегу Влтавы. Оба старых придворных, ни секунды не колеблясь, пошли в атаку на лестницу. Толстенький Розмберка свистел в ухо Андрею, как протекающий чайник.

– Может, стоит попробовать выпотрошить его прямо на глазах у кайзера? – предложил Розмберка, к которому дыхание вернулось только в конце лестницы. – Потому что он, похоже, ничего не умеет.

– Нет, – рявкнул Лобкович. – Не то чтобы мне было жаль этого каналью, но вид спутанных кишок лично меня не избавил бы от меланхолии.

Слова обоих стариков о пытке звучали в ушах Андрея набатом. Он, спотыкаясь, шел рядом с ними и был слишком охвачен паникой, чтобы ему пришла на ум мысль о побеге. Ему казалось, что на этом этаже они прошли точно такое же расстояние назад, что и на предыдущем – вперед. Будь ужас, овладевший Андреем, не таким всеобъемлющим, он бы, наверное, мог рассчитывать на неплохую возможность скрываться годами, если бы сейчас рванул прочь и углубился в покои дворца. Однако даже его инстинкты уличной крысы оказались замороженными; перед его мысленным взором выросла настоящая стена, к которой неслась и грозила расшибиться в лепешку его жизнь, и уличная крыса окоченела от страха.

– Кайзер будет требовать крови, если мы просто объявим ему о своей неудаче, – охал Розмберка. – Пожалуйста, не так быстро, Лобкович, у меня сейчас жила лопнет.

– Пусть лучше требует его крови, а не нашей, верно? – ответил Лобкович; из-за одышки голос его звучал сдавленно.

Андрея круто развернуло, мимо него промелькнули двойные створки парадных дверей, двое стражей вытянулись во фрунт, распахнули створки следующей двери с такой силой, что они стукнули о стену, и снова закрыли их, как только троица вошла в помещение. Неожиданно оба старика встали как вкопанные. Андрей попытался удержать равновесие. Розмберка рухнул на какой-то сундук и стал хватать ртом воздух, одновременно обеими руками обмахивая побагровевшее лицо.

– Все из-за дурацкого ореха! Я слишком стар для таких глупостей!

В комнате находились еще четыре человека. Один из них был высоким, худым и одетым во все черное, как испанцы, хотя и без свойственной им устрашающей элегантности. Вокруг его лысой головы был обернут кожаный ремень, с которого что только не свисало: длинная и тонкая кирка, металлические шпатели, ножницы с крошечными лезвиями и гораздо большими кольцами. Прямо перед его носом болтался отполированный металлический диск, на который он косил глаза. Длинная эспаньолка выглядела, как еще одна неестественная подвеска с непонятной медицинской функцией. Двое других были внешне ничем не примечательны, если не обращать внимания на неприкрытую ненависть, проступавшую сквозь изумление, с которым они разглядывали Андрея. Эти двое были знакомы Андрею – не так давно они позаботились о том, чтобы его хозяин, прибывший в Прагу с тремя обитыми бархатом каретами, уже через несколько месяцев покинул город, спасаясь от кучи долгов. Эдвард Келли и Джон Ди были любимыми алхимиками кайзера, и за короткое время им удалось дискредитировать и разорить прибывшего из Италии соперника. Андрей знал, что Ското тайно отомстил за себя, осчастливив сначала жен, а затем и любовниц обоих мужчин («Сделать кровать чисто, Андреа!»). Четвертый присутствовавший был карликом в шутовском колпаке и забавных туфлях с длинными загнутыми носами; он сидел на полу у единственной двери в задней части комнаты и рассматривал вновь прибывших во всем разуверившимися жабьими глазками.

– Это алхимик? – спросил мужчина в черном.

– Я решительно возражаю, – злобно заявил Эдвард Келли. – Того достойного дворянина из Италии никак нельзя называть алхимиком. Алхимия – это наука! И как бы там ни было, этот мужчина определенно…

– Нет, доктор Гваринони, – пропыхтел Лобкович и с трудом приподнялся. – Это тот, кого мы привели вместо него. Алхимик дал деру.

Келли и Ди обменялись быстрыми взглядами. Императорский лейб-медик покосился на Андрея из-за своего отполированного металлического диска.

– Merda [22], – вот и все, что он сказал.

– И что? – спросил Лобкович.

Врач пожал плечами.

– Пусть заходит.

Лобкович подтолкнул Андрея к двери. Врач торопливо шел рядом с ними, чтобы открыть ее, однако лишь слегка отодвинул ее. Карлик следил за ними своими вытаращенными глазами. Андрей вернул ему взгляд. Гном поднял толстый палец и постучал себя по носу.

– Удачи, приятель, – сказал он.

Неожиданно Андрей оказался в комнате, в которой ночь не то уже началась, не то вообще никогда не заканчивалась и где стоял тяжелый запах немытого тела, испражнений, заплесневелых продуктов и затхлых желаний. Восковые свечи устало коптили в темноте, прибавляя неприятных запахов; если бы кто-нибудь зажег заправленную рыбьим жиром лампу, то комната, наверное, взлетела бы на воздух. Дверь за спиной Андрея, мягко щелкнув, неумолимо закрылась.

– Мастер Ското? – раздался глухой, как из могилы, голос.

Андрей едва сдержался, чтобы не заорать.

– Э… э… э… – только и смог произнести он.

– Мастер Ското?

Андрей упал на одно колено.