Эли Берте - Шофферы или Оржерская шайка

– Дурак! Да и ты глупая сорока! – говорил этот голос, – слыхано ли заставлять так долго ждать у дверей гражданина, жандармов, защитников отечества и закона, у меня нет ничего скрытного от агентов власти. У меня не найдут ничего подозрительного, и мой дом можно видеть во всякое время.

Садовник и старая ключница хотели было что-то возразить ему, но он заставил их молчать.

– Дурак! – пробормотал Руж д'Оно.

– Скажите лучше, трус, – сказал Борн де Жуи.

– Старик, говорят, пройдоха, это ему уж теперь страх только голову кружит.

Между тем Ладранж из остатка предосторожности еще приложился, в свою очередь, к форточке, чтобы разглядеть посетителей. Руж д'Оно, увидав в форточку его серый глаз, проговорил самым сладким голосом:

– Вы выдаете себя за хорошего патриота, гражданин, меня очень удивляет, что вы противитесь закону.

– Я не противлюсь, друзья мои, уверяю вас, что не противлюсь, – отвечал Ладранж, приводя дрожащей рукой в действие сложную механику запора. – Вам сказали правду, я хороший патриот, я уважаю власти, ненавижу аристократов. Войдите, добро пожаловать, я очень люблю жандармов, это верные слуги нации и желаю…

Но ему не дали кончить. Едва последний засов соскочил, как дверь с шумом отворилась и хозяина дома отбросило на десять шагов назад.

Вооруженная толпа хлынула во двор; часть из них салила Ладранжа, другая ринулась на Петрониллу, фонарь которой погас.

Но среди беспорядка Руж д'Оно заметил мгновенное исчезновение садовника Иеронима и увидел беднягу карабкавшимся по старым обломкам на верх стены.

– Остановите его! – крикнул он своим людям. – Ведь убежит!

И сам первый выстрелил из пистолета, но Иероним уже, гонимый страхом, бросился со стены в поле, не обращая внимания на опасность сломать себе шею.

– Догнать его! – приказал Руж д'Оно.

И два всадника поехали уже было исполнять его приказание, как Бо Франсуа спокойно проговорил:

– Ба! Что он может сделать? Нас много, а самая близкая бригада отсюда за три лье. Предположив даже самое худшее, мы покончим дело гораздо раньше, чем они успеют прийти сюда.

Между тем разбойники, захватив Ладранжа и экономку, вязали им руки назад.

– Граждане! – говорил, слабо отбиваясь, старик. – Вы, верно, ошибаетесь! Арестовать меня! Я имею вид от национального правительства; племянник мой комиссар исполнительной власти в этой стороне… Уверяю вас…

– Ну, иди! – прервал его Руж д'Оно. – Твоя болтовня ни к чему не приведет!

И его потащили к дому, так же как и Петрониллу, сердито ворчавшую.

– Хорошо же сделали! Всегда хотите на своем поставить. Впрочем, это вас Бог наказывает за то, что хотели обмануть бедную старуху, сберегшую вам деньги.

Ладранж, казалось, еще не собирался спать во время прихода разбойников, потому что в его комнате виднелся огонь, да и он сам был совершенно одет, зато непривлекательное неглиже его экономки, заключавшееся только в рваной шерстяной юбке и старой косынке доказывало, что ее сон потревожили.

Все вошли в дом и остановились в первой комнате, освещенной только лучом света, проникавшим из соседней комнаты. Ладранжа посадили, и мошенники окружили его. Хотя, исключая Иеронима, все жители замка были в их руках, но дом казался таким большим, что мошенники боялись потерять слишком много времени на обшаривание его.

Пока они тут рассуждали шепотом на своем арго, хозяин дома, все еще пребывавший в заблуждении от их костюмов, ломал себе голову, придумывая причину своего ареста, как вдруг какая-то мысль, видимо, поразила его.

– Господа жандармы! – начал он. – Я, наконец, понимаю, в чем дело… Вероятно, меня обвиняют в укрывательстве аристократок, называющихся моими родственницами, но от которых я отказываюсь; вас обманули: я их прогнал, когда они приехали ко мне, они теперь живут у Бернарда, фермера, принявшего их вопреки моему приказанию. Вы их легко узнаете, из них одна старая, другая молодая, обе переодеты в платья поселянок…

– Ну, молчи! – грубо перебил его Руж д'Оно, – где твои ключи?

– Мои ключи! – повторил, пугаясь, Ладранж, прозревший, наконец. – Что вы хотите с ними делать? Так, значит, вы воры?

Общий громкий хохот был ответом на этот наивный вопрос, и, чтоб уж окончательно разрушить иллюзию старика, несколько грубых рук в то же время полезли в его карманы и, вытащили из одного из них связку ключей, прозвучавших зловещим звоном в ушах старика.

Тут уж им овладела злость. С бешеными криками начал он рваться, но, не в силах сделать что-нибудь, он упал со стула и катался по полу.

– Слушай, гражданин Ладранж, – обратился к нему повелительно Руж д'Оно, – мы знаем тебя прекрасно, а потому ты уж и не думай нас надуть: ты страшно богат, дом этот полон серебром и золотом; занимаясь ростовщичеством и скупая серебро у монахов и эмигрантов, ты приобрел себе сокровища, дело это известное! Ты и не ври, а лучше сейчас же подай нам сорок… пятьдесят… нет, шестьдесят тысяч франков или, предупреждаю, тебе плохо придется! Да и поторопись, старик! Похвастаться терпеливостью мы не можем. Итак, шестьдесят тысяч франков, или жизнь?

Старый скряга едва мог проговорить задыхающимся голосом:

– Шестьдесят тысяч франков! У меня их нет, я как есть бедняк, вам все налгали про меня; все, что вы найдете у меня, это несколько ассигнаций.

– Вот увидим! – сказал Руж д'Оно.

Остальные все, под надзором Бо Франсуа, занимались уже обшариванием всех комнат. Шкафы, к которым не могли подобрать ключ, были взломаны, и все находящееся в них выброшено на пол, ящики и комоды были опустошены, тюфяки и соломенники вытрясены, стены истыканы. Несмотря на все это, кроме старых вещей и семейных бумаг нашли только засаленный кожаный портфель, содержащий семьсот или восемьсот франков ассигнациями, действительная стоимость которых была в это время гораздо ниже номинальной.

Услыхав это, Ладранж самодовольно вскрикнул:

– Ведь я же вам говорил, что я беден, и если вы отнимете у меня и эти ассигнации, мне придется умирать с голоду.

– Это ни к чему не поведет, приятель! – мрачно проговорил Руж д'Оно. – Что я знаю, то знаю! У тебя есть секретное местечко, куда ты прячешь свои богатства, мы, конечно, могли бы и сами отыскать его, но дом велик, а нам некогда…

– Еще раз спрашиваю тебя, хочешь ли сам выдать нам требуемые шестьдесят тысяч франков?

– Господи! да где же мне взять их?

– А, так ты упрямишься, ты хочешь потягаться со мной!… Сейчас узнаешь меня, голубчик!… Эй, вы там! принесите сюда соломы!

В то время как два разбойника пошли исполнять это приказание, Борн де Жуи бормотал.

– Ну, в добрый час!… Наш Руж д'Оно зарядился… Значит, сейчас потешимся!

Вскоре люди возвратились со связками соломы. Руж д'Оно с лихорадочной поспешностью сбросил с себя шляпу, плащ и даже мундир, обшитый галуном, так что на нем осталась одна батистовая рубашка с кружевными манжетами и таким же жабо, на которое падал длинный хвост рыжих волос; шрам, перерезавший ему всю физиономию, побагровел, и худощавое лицо его побледнело, из-под веснушек, почти сплошь покрывавших его, обыкновенно слезящиеся глаза его теперь были сухи, блестящи и метали искры. Один из товарищей, наклонясь, шепнул ему: