Альбер Бланкэ - Война амазонок

– О! Небо, что это значит? О боги?…

– Рассудите хорошенько, герцог, и увидите, что для меня прежде всего существуют интересы короля и Франции, потому что для их пользы я не пожалела погубить молодую прелестную особу, которую случай сделал моей внучкой. Я погубила ее в мнении вашем и принца Кондэ, от которого, конечно, вы ничего не скроете.

Герцог де-Лонгвилль стоял ошеломленный, а госпожа де-Монбазон ушла от него, величественная и торжествующая, что ей удалось нанести второй удар семейству Кондэ, к которому она поклялась питать беспощадную ненависть.

У самых дверей она была задержана блистательной толпой царедворцев, теснившихся у входа, чтобы полюбоваться Шарлоттой де-Шеврез, танцевавшей с принцем Конти. В эту минуту столкнулась с герцогиней де-Монбазон дама в маске, видимо встревоженная и отыскивавшая кого-то. Ее костюм поразил герцогиню.

Это то черное домино, с которым разговаривал волшебник, которое было узнано маркизом де-Жарзэ. Светло-русый локон выглядывавший из-под капюшона…

«Герцогиня де-Лонгвилль!» – подумала она, глубоко вздохнув от радости, что случай подставил неприятельницу под ее удары.

Дрожащей от волнения рукой она схватила за руку свою соседку. Та посмотрела на нее с гордым негодованием, будто оскорбленная такой вольностью. Но герцогиня де-Монбазон выдержала молнию гневного взгляда с самоуверенностью женщины, решившейся на любой скандал.

– Надеюсь, – сказала она, стиснув зубы, – надеюсь, что вы кончите эту комедию, которая никогда не обманет, хотя, может быть, я одна открыла настоящую тайну. Сегодня он вас любит, как вчера любил меня… Надо положить конец этому соперничеству, оно и без того чересчур долго длится.

– Соперничество с вами! – воскликнула незнакомка.

– Да… я говорю о Франсуа, – сказала герцогиня пронзительно.

Незнакомка вздрогнула, но в тот же миг оправилась.

– Довольно! Замолчите! Я хочу думать, что вы не знаете, с кем говорите.

– Так хорошо знаю, что готова теперь же бросить вам перчатку в лицо и поклясться в ненависти, не бессильной ненависти, а такой, которая не замедлит произвести действие, о котором заговорят все.

– А я заставлю наказать такую дерзость!

– Я вам равная и даже выше вас, потому что ваша тайна в моих руках.

Незнакомка сняла маску. Герцогиня отступила в изумлении и ужасе. Оскорбление было нанесено принцессе Монпансье.

– Это вы, ваше высочество! – воскликнула она.

– Как видите. Теперь вы поняли свою ошибку, – сказала принцесса со спокойным достоинством, хотя сердце у нее сильно билось и она употребляла все усилия, чтобы овладеть собой.

– О! Простите меня… – сказала униженная герцогиня Монбазон.

Принцесса прошла мимо новой неприятельницы, бросив на нее взгляд презрения, которого та и не заметила, будучи поглощена бездной ужаса и неожиданности.

А за это время герцог де-Лонгвилль отыскал уже принца Кондэ и тихо разговаривал с ним. Если бы наблюдатель следил в эту минуту за принцем Кондэ, его поразило бы выражение, грозное, неумолимое выражение на его лице.

– Это гнусный заговор! – воскликнул он вне себя.

– Тише! – поспешил сказать герцог, удерживая его.

– Вы правы… Теперь мне стало понятно многое… Ну, Гонди, теперь берегись!

Принц Кондэ скоро оправился и показывал невозмутимое хладнокровие. Он чувствовал, что речь идет об интересах, не имевших цены, и что ему придется действовать совсем на другом поле битвы, чем то, где он двигал артиллерию и вел батальоны.

Спокойно останавливал принц вельмож, к которым имел доверие, и всем задавал одни и те же, до такой степени бесцеремонные вопросы, что нельзя было отвечать уклончиво. Принц дождался окончания бала; грозно нахмуренные брови обличали бурю, бушевавшую в его душе.

Принц Конти проводил до дома герцогиню де-Шеврез с дочерью. Когда возвратился в свой дворец, ему доложили, что принц Кондэ требует его к себе.

– Мне кажется, что вы не на шутку влюблены, – сказал старший брат, – и мне искренне жаль нанести вам удар, но это неизбежно.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ваш брак с Шарлоттой де-Шеврез…

– Скорее, скорее!

– Невозможен.

Молодой принц вздрогнул и вне себя смотрел на старшего брата. Кондэ взял его за руку и с искреннею нежностью прижал к груди.

– Брат, это необходимо, если ты не хочешь быть посмешищем всей Франции и позором нашего рода.

Страшно разъярился принц Кондэ. В плане союза его брата с Шарлоттой он увидел умысел королевы, коадъютора и кардинала, чтобы опозорить дом Кондэ. Он поклялся в вечной ненависти к своим врагам.

Коадьютор совсем растерялся, когда до него дошла весть о разрыве предполагавшегося брака. Ему передали эту весть на все лады, и он увидел, что на нем хотят выместить все прошлые беды. Но он был слишком умен, чтобы долго оставаться в ложном положении. Сделав визит Гастону Орлеанскому, он пояснил ему, что, так как он имел честь помочь ему в исполнении всех его желаний, то есть в изгнании кардинала и освобождении принцев, он просит позволения удалиться от мира к прежним занятиям его звания – заботиться только о спасении своей души и паствы своей.

Гонди укрылся в архиерейском доме; по-видимому, он занимался только духовными делами, посещал бедных, больницы и монастыри, был окружен только духовными особами и для развлечения велел сделать на окне садок для птиц.

– И вы еще боялись его? – сказала однажды принцесса Монпансье мимоходом Бофору, – он свистит, чтобы заставить петь коноплянок [2] Отсюда произошла пословица: «Siffler les linottes» ( фр .) – «Свистать, чтобы учить коноплянок петь». .

– Нет, вы ошибаетесь, это только значит что паук начал ткать новую паутину, – отвечал герцог.

Отделавшись от коадъютора, Кондэ стал выказывать непомерные притязания. Для себя он требовал губернаторства в Гиенне, сана генерала-наместника, утверждения за собой владений в Аргонии, Стенае, Белльгарде, Дижоне, Монтроне; для принца Конти – губернаторства в Провансе Нормандию для герцога де-Лонгвилля. Подобных желаний не осмеливались даже выражать герцог Орлеанский и Мазарини ни для себя, ни для своих приверженцев.

Все предвидевший и все угадывавший кардинал Мазарини писал по этому случаю к королеве из своего далекого изгнания:

«Известно вашему величеству, что в мире у меня нет жесточайшего врага, как коадъютор. Но я советую вам лучше прибегнуть к его услугам, чем заключить мир с принцем Кондэ на предлагаемых им условиях. Сделайте Гонди первым министром, посадите его на мое место, отдайте ему мое помещение. Может быть, его больше будет тянуть к Гастону, чем к вам, но его высочество не желает гибели для государства, и его намерения, в сущности, безвредны. Одним словом, пожертвуйте всем, только не уступайте требованиям принца Кондэ, потому что если он получит требуемое, то останется один шаг до Реймса».