Дина Лампитт - Солдат удачи

— Да. Я — побочная дочь старика Блэнчарда. Когда умерла моя мать, я пешком пришла сюда из Уилтшира. Мне не хотелось, чтобы этот старый хрыч видел, как мы голодали. А ты когда-нибудь голодал?

— Э-э, нет.

— Так я и думала. Когда я пришла к нему, он сказал мне, что замок обнищал и обветшал, и что там мне не найдется работы. Но я сказала, что мне не нужна плата, лишь бы было где переночевать. Не хочешь подымить за компанию?

Откуда-то из складок одежды она извлекла глиняную трубку и принялась курить ее, часто затягиваясь.

— Нет, спасибо.

— А ты не очень-то болтлив, как я посмотрю.

Джон Джозеф выпрямился и одернул на себе куртку:

— Я хотел бы напомнить вам, мисс Блэнчард, что вы говорите с сыном своего работодателя.

Девушка так и покатилась со смеху, и Джон Джозеф не смог не заметить удивительно белозубую улыбку на ее черном от грязи лице.

— Провалиться мне на этом месте! Да ты сейчас лопнешь от злости. Ну, ладно, я пойду. — Она поднялась и вывела короткую трель на флейте. — Всего хорошего вам, сэр, не в обиду будь вам сказано.

И Кловерелла весело зашагала по берегу реки, наигрывая какую-то песенку.

Джон Джозеф несколько секунд смотрел ей вслед, а потом вскочил на ноги и побежал догонять.

— Мисс Блэнчард! Мисс Блэнчард!

— Разрешаю тебе звать меня Кловереллой.

— Кловерелла…

— Да?

— Оставайся, поболтаем. Ты — самая веселая собеседница из тех, что мне попадались.

— Вот тут ты не соврал. Что ж, хорошо. Не хочешь поплавать? Я не мылась неделю и чувствую, что малость измазалась. Заметно?

— Да, заметно.

— Значит, надо купаться.

Она кинула свою шляпу на куст боярышника, и Джон Джозеф с удивлением увидел, как по ее плечам рассыпалась густая грива черных кудрей.

— А у тебя красивые волосы, — сказал он.

— Мне уже говорили. А ты плаваешь голым?

— О, боже, конечно, нет.

— Ну, что ж, а я плаваю. Другого способа вымыться я не знаю. Извини, но ничего не попишешь.

Плащ полетел следом за шляпой, а за ним — оборванная юбка и блуза. Как не трудно было догадаться, нижнего белья она не носила. Девушка стояла напротив него, тоненькая, загорелая, совсем нагая.

— Я еще ни разу не видел женщину без ничего.

— Ну, что ж, теперь видишь. Нечего глазеть. Разве твои учителя не говорили тебе, что это невежливо?

С этими словами она прыгнула в реку. Джон Джозеф, оставаясь на берегу, смотрел, как она вынырнула и стала на ноги.

— Здесь мелко, иди сюда, я тебя не укушу.

Все еще колеблясь, он снял куртку, рубашку и брюки, некоторое время постоял в нижнем белье, потом нырнул в воду. До него донесся хохот Кловереллы.

— Ох, мистер Джон Джозеф, — произнесла она. — Вы так забавно выглядите.

Минут десять они молча плавали. Наконец, оба продрогли, несмотря на жару. Кловерелла, выйдя на берег, стала вытираться юбкой.

— Клянусь, это было чудесно, — сказала она. — Ну, как, теперь я выгляжу лучше?

Она стояла спиной к Джону Джозефу и тихо посмеивалась про себя, сознавая, что он не может отвести глаз от нагого женского тела, с таким бесстыдством открывшегося ему.

— Да. Думаю, да.

— Ты не уверен? Хочешь, чтобы я повернулась?

— Если ты это сделаешь, я швырну тебя на землю, распутница.

— О-хо-хо! Что за гневные слова я слышу от девственного хозяйского наследника?

Она повернулась и дерзко расхохоталась прямо ему в лицо, понимая, что невыносимо желанна, когда стоит вот так, с запрокинутой головой, и глаза ее сверкают буйным весельем.

— Может быть, я и девственник, но я могу и постараться, мисс Блэнчард.

— Я в этом не сомневаюсь, мистер Уэбб Уэстон.

— Вы что, хотите, чтобы я вам это доказал?

— Почему бы и нет? Научиться кое-чему от такой девушки, как я, — это не самое плохое занятие для такого милого молодого человека, как вы.

— Тогда скажи, что мне делать.

— Ну, что же, для начала поцелуй меня… — ее губы оказались такими же теплыми и сладкими, как и ее имя. — А теперь обними меня вот так. — Ее кожа была блестящей и нежной, как воск.

— О, Кловерелла, какая ты гладкая, вот здесь, потрогай…

— Ох, Джон Джозеф, из тебя получится чудесный любовник.

Он засмеялся от восторга: его охватило непередаваемое чувство, когда девушка скользнула вниз и оказалась лежащей перед ним на траве. Юноша никогда прежде не испытывал такого счастья, как сейчас, когда он сбросил с себя остатки одежды, и Кловерелла, увидев это, издала радостный возглас.

Джон Джозеф опустился рядом с ней на колени со словами:

— Надеюсь, что не разочарую тебя.

— Если ты разочаруешь меня на этот раз, тебе еще представится случай поправить дело.

— И сколько таких случаев у нас впереди?

— Это уж как ты скажешь, в конце концов, ты здесь хозяин.

Больше он говорить не мог. Он разом забыл обо всех своих тревогах, о замке Саттон, о долгах своего отца; все растворилось в необузданной страсти чувственных утех. Первый раз в жизни женское тело позволило испытать ему настоящее блаженство, невинное и греховное одновременно. Но в этот момент он почему-то подумал о девушке из своих снов и о том восторге, который им однажды будет суждено разделить вдвоем.

— Это превосходно, генерал Уордлоу. Это просто великолепно!

— Неужели? Могу сказать, что я вполне доволен. Ты хорошо потрудился, Джон. Очень хорошо.

Генерал стоял спиной к свету, лившемуся из окна кабинета старшего учителя, и в некотором замешательстве вглядывался в лицо наставника Джекдо.

— Да, сэр, вам следует гордиться им. Могу честно сказать, что я никогда не видел четырнадцатилетнего мальчика, добившегося таких успехов, как ваш сын. Когда он приехал в Винчестер, то уже достаточно бегло говорил по-испански, а теперь к этому добавились французский, немецкий и итальянский. А со следующего семестра он начнет учить еще и русский. Ваш сын — украшение нашей школы.

— Никогда не подозревал в нем таких способностей.

— Это природный дар, генерал. Настоящий природный дар.

Они говорили о Джекдо так, словно его не было в этой комнате, и, в конце концов, он вынужден был сказать: «Благодарю вас, господа», — чтобы привлечь внимание хотя бы одного из них.

Оба они повернулись и в один голос произнесли:

— Мы вами гордимся, молодой человек. — Они не смогли бы сказать это лучше, даже если бы тренировались говорить хором.

Джекдо поклонился с серьезным видом, и генерал впервые в жизни взглянул на своего сына другими глазами. До сих пор, думая о Джекдо, он всегда презрительно прибавлял в своем уме к имени мальчика слово «калека».

— Ну, что ж, Джон, должен сказать, что решение послать тебя в Винчестер пошло тебе на пользу. Я так и знал, что эта школа пробудит твои добрые задатки.

— Способности к языкам всегда были при нем, генерал, — одобрительно сказал наставник. — Они проявились бы в любом случае, в какую бы школу он ни попал.