Дина Лампитт - Солдат удачи

— Да, дорогая, — с улыбкой отозвался Гревилль. — И я уверен, что она станет ею, когда придет время. А пока что я намереваюсь шепнуть несколько слои о принце Альберте тем, кому это будет интересно. Думаю, что через год все будет совсем по-другому.

— Искренне на это надеюсь, — сказала леди Гревилль и присела в глубоком реверансе.

В эту минуту в Лондоне, на Генриетт-стрит близ Кавендиш-сквер, Кэролайн Хикс в изумлении приподняла свои темные изящные бровки при виде праздничного рождественского стола: красные свечи, белая скатерть, рождественские розы, ветки падуба и омелы, малиновые салфетки. Кэролайн пришел в голову образ крови на снегу, и она вздрогнула, впрочем, не без удовольствия.

— Мадам осталась довольна?

Голос дворецкого звучал очень взволнованно: для него было очень важно, чтобы этот рождественский ужин пришелся по вкусу его хозяевам и благородным гостям.

— Очень довольна, Риверс, — ответила Кэролайн. — А что у нас в меню?

— Первое блюдо, мадам, — телятина по-королевски, — ответил Риверс, прочистив горло. — Затем — омары. Далее, по особому распоряжению мадам, легкая закуска: сассекская ветчина в шампанском. Затем — птица: заливное из перепелов, фазан и молодой гусь, и, разумеется, рождественская индейка.

Кэролайн улыбнулась:

— И, само собой, говядина?

— Да, мадам. А для тех, кто пожелает — седло барашка. На десерт мы подадим шарлотку, крыжовенный кисель со сбитыми сливками и, естественно, рождественский пудинг, который я внесу на подносе собственноручно.

— Обложенный сыром и фруктами? — спросила Кэролайн.

— Да, а еще — кларет 87-го года и рейнвейн 84-го, по распоряжению хозяина.

Кэролайн повернулась и нервно прикусила губу, увидев, что в комнату входит Фрэнсис.

— Боюсь, графине наше угощение покажется слишком скудным, — озабоченно произнесла она.

— Оно не показалось бы скудным и самой королеве. Благодарю вас, Риверс. Это все, можете идти, — сказал ее муж.

Когда дворецкий вышел из комнаты, Фрэнсис последовал за ним, направился в зал и крикнул:

— Спускайся, Элджи! Гости будут через пять минут. Давай представим им уютную семейную сцену в гостиной.

Сверху послышалось глухое ворчание, и через несколько секунд мистер Хикс протопал вниз по лестнице. На нем была строгая черная визитка и новая белая рубашка, но во всем этом Элджи чувствовал себя очень неуютно.

— Смелей, мой храбрец! — воскликнул Фрэнсис и подмигнул Кэролайн.

Элджи вздернул нос и заявил:

— Не понимаю, что ты имеешь в виду…

Но тут беседа оборвалась, потому что с улицы раздался стук каретных колес, и в зале появился Риверс.

Фрэнсис, Кэролайн и Элджи немедленно бросились в гостиную. Кэролайн поспешно схватила какую-то книгу, а братья уселись в чинных позах по обе стороны от мраморного камина.

Риверс торжественно объявил:

— Достопочтенная графиня Уолдгрейв. Леди Аннетта, леди Горация и леди Ида Энн.

Кэролайн изящно отложила в сторону книгу и с улыбкой поднялась навстречу гостям:

— Дорогая графиня, я рада приветствовать вас. Позвольте принести вам свои поздравления.

— И я вас поздравляю, дорогая моя. Благодарю за то, что вы пригласили нас на ваши торжества.

У нее за спиной стояли леди Аннетта и Ида, скромные и застенчивые, словно роза и лютик. Что касается леди Горации, она пошла наперекор общепринятой моде и, несмотря на свои сверкающие огненные кудри, надела фиолетовый наряд. Результат получился ошеломляющим: даже дисциплинированный Риверс застыл с открытым ртом, глядя на такую красавицу.

Элджернон то краснел, то бледнел и переминался с ноги на ногу с таким видом, словно вот-вот в отчаянии выбежит из комнаты. Графиня вовсе не была смущена. Она похлопала по дивану рядом с собой и сказала:

— Благодарю вас, мистер Хикс, за то, что вы прислали мне последний роман Чарльза Диккенса. Такой умный молодой человек этот Диккенс! Впрочем, не могу сказать, что этот роман понравился мне настолько же сильно, как «Пиквикские записки». Он такой унылый, а тот — такой веселый!

Элджи, сделав над собой огромное усилие, проглотил комок, застрявший в горле, и ответил:

— Да.

— Этот несчастный мальчик, Оливер Твист, — продолжала графиня. — Меня просто дрожь берет, когда я думаю о детях, которым выпадает такая ужасная доля.

— Да, мадам, такие дети есть, — отозвался Фрэнсис. — В ночлежках и притонах их предостаточно. Этот Диккенс очень хорошо даст почувствовать всю степень лицемерия нашего общества.

Графиня испытующе взглянула на него, гадая, не хочет ли он своей репликой унизить аристократию, и решила, что все же не хочет, потому что Фрэнсис добавил:

— Я — медик, и мне часто приходится видеть страдания бедняков, и все же я пока еще не научился относиться к ним только как к учебному материалу. Некоторые из этих несчастных трогают меня до глубины души. В конце концов, все мы принадлежим к роду человеческому.

— Фрэнсис, тебе не кажется, что ты становишься чересчур серьезным? — спросила его Кэролайн.

— Да, дорогая. И я прекращаю, потому что сюда приближается херес. Вам свежего или сладкого, леди Уолдгрейв?

С появлением Риверса, внесшего уставленный хрусталем поднос, разговаривающие разделились на три группы: графиня и Элджернон Хикс углубились в обсуждение достоинств молодого писателя Диккенса; Фрэнсис, Аннетта и Ида Энн беседовали о том печальном факте, что майор Мани, с которым Аннетта уже обручилась, вынужден прослужить в Индии еще два года; а Кэролайн обнаружила, что впервые за время знакомства оказалась лицом к лицу с Горацией Уолдгрейв.

Старшая из девушек внимательно разглядывала младшую. Какая душа скрывается под этой прекрасной оболочкой? Неужели эта красавица — так же пуста и тупа, как большинство ее современниц-аристократок?

И Горри, словно прочитав мысли Кэролайн, произнесла:

— Это очень мило с вашей стороны, что вы пригласили нас на обед, миссис Хикс. Ведь, судя по всему, вы должны были счесть нас самыми скучными существами на свете.

— Которыми вы, очевидно, не являетесь.

Горация тихо рассмеялась:

— Нет. Уолдгрейвов называли по-разному, но прозвище скучного не заслужил еще ни один из нашего рода.

Кэролайн ничего не ответила и только кивнула. Горация продолжала:

— Вы знаете, что о нашей семье ходят всякие сплетни. И мои братья — действительно очень распущенные молодые люди. По сравнению с ними мы, девочки, очень респектабельны и чопорны.

— Ну, я бы не назвала вас чопорными.

— И, надеюсь, особо респектабельными вы нас тоже бы не назовете. Мне кажется, что на свете нет ничего скучнее условностей. А вы как думаете?

— Я с вами согласна, совершенно согласна. Но когда я доживу до средних лет, возможно, я стану выглядеть прилично.