Юрий Иванов-Милюхин - Чеченская рапсодия

— Мы здесь ни при чем, а что слух идет — это точно, — небрежно бросил черноволосый чеченец. — На правом берегу он гуляет который год.

— Лично нам все равно, что прячет ваш Дарган в сундуках, — поддерживая товарища, как бы равнодушно пожал плечами мускулистый горец. — В вашей станице мы только проездом.

— Тогда саул бул, джигиты, — поднялся со скамейки казак со шрамом. — Счастливой дороги.

Оба чеченца как по команде развернулись и пошли к коновязи, вскоре послышался торопливый стук копыт, а на дорогу, прожаренную солнцем, медленно осели клубки пыли. Некоторое время на небольшой площади стояла тишина, словно казаки пытались объяснить себе нежданное появление странных наездников.

Наконец один из них провел ладонью по лицу и посмотрел вдоль опустевшей улицы.

— А с чего это чеченцы завели разговор о сокровищах Даргана? — ни к кому не обращаясь, спросил он. — Мы живем здесь и ничего не знаем, а им вдруг понадобилось.

— Думаю, чтобы вызвать среди нас зависть, — присел снова на скамейку меченый казак. — Они азиаты, по-азиатски размышляют. Надеются, что после этого мы пойдем грабить Даргана.

— Казачья спайка им должна быть известна, — не согласился с молодым товарищем воин из старой гвардии. — Здесь у них расчет на другое.

— На какое такое другое? — повернулись к нему станичники.

— Обижать своих никто из нас не помыслит, это им ясно. Тут ставка на то, чтобы мы не вмешивались в бучу, которую немирные опять собираются заварить на подворье Даргана.

— А если сокровищ и в помине не существует? — воскликнул кто-то. — Братья казаки, здесь что-то не так.

— Я и говорю, хотят, чтобы станичники не вмешивались, потому что семейство Даргановых среди чеченцев навело великого шороху, — задумчиво поскреб седые усы гвардеец. — Во-первых, их главарь Муса горит желанием отомстить за деда и отца со своими сестрами. Во-вторых, старший сын сотника выкрал сестру Мусы, самую красивую чеченку на всем Правобережье, и сделал ее своей женой. А это для джигита, прямого родственника девки, несмываемый позор до конца его дней. В-третьих, самого главаря Панкрат оставил без ноги, — станичник погладил заскорузлыми пальцами рукоятку шашки, и так уже отполированную до блеска. — Младшего сына Даргана абреки увели в полон, выкупа за него еще не назначали, но этого для Мусы будет мало. Хотя пешкеш, конечно, дорогой, но всех расходов не покрывает. Я прикидываю, что по поводу семейства Даргановых среди бандитов идет нешуточный раздор. Вот и придумал их главарь историю про полные сундуки драгоценностей в надежде на помощь соплеменников.

— Если все так, как ты разложил, то жди больших событий. Зазря этот народ среди нас шастать не станет.

Панкрат проснулся оттого, что со стороны конюшни донеслось конское всхрапывание, будто кто-то чужой бродил вдоль загородок и трогал лошадей за морды. Впрочем, это могли быть и хорьки, и лисы, и даже бирюки, на которых станичники упарились уже ставить силки. Окно комнаты выходило на подворье, и все звуки были ясно слышны. Хорунжий убрал с груди руку жены, прошел к поднятой раме, услышал, как в зыбке сонно всхлипнул ребенок. Ущербный месяц старался высветить усадьбу синеватым светом, от раин с чинарами, стоящих вдоль забора, по просторной площади легли неясные тени.

Не заметив ничего настораживающего, Панкрат хотел было уже снова ложиться в постель, когда его внимание привлекло странное поведение собак. Стая собралась вокруг чего-то темного, лежащего на земле, и с глухим урчанием терзала это что-то на куски. Он присмотрелся и различил ободранную баранью тушу. Откуда она взялась, было непонятно. Может, ее специально перекинули через ворота, чтобы отвлечь овчарок от нужного места? Понаблюдав некоторое время за животными, хорунжий протянул руку к ружью, стоящему у стены, и приспособил ствол на подоконник. Он снова повел взглядом, затуманенным остатками сна, по сторонам и вдруг заметил, как на противоположном конце двора через забор будто перелетают крупные птицы с большими черными крыльями.

— Ты чего вскочил? Или сон растерял? — послышался вялый голос Аленушки.

— Спи, я сейчас, — бросил через спину Панкрат.

— Пойдешь назад, подоткни одеяло под Сашеньку, он его вечно на пол сбрасывает.

— Подоткну, не забуду.

— И мальца в зыбке проверь, намочи ему в молоке хлебный мякиш в тряпочке, пускай пососет, — потянулась Аленушка. — С мялкой Павлушка крепче спит.

— Пускай спит…

Между тем птицы быстро приближались к столбам, на которых возвышался курень, и скоро стало ясно, что это люди в черкесках.

Панкрат оглянулся на жену и сдавленно прошипел:

— Аленушка, буди батяку с Захаркой. У нас снова незваные гости объявились.

Жена тихо вскрикнула, разом поднялась с постели и зашлепала голыми пятками в горницу, где тут же возникла торопливая, но очень тихая возня. Через мгновение мужчины заняли места возле окон, женщины подперли входную дверь колами и приготовились перезаряжать ружья. В ухо Панкрата дохнуло теплом, кожу кольнули жесткие волоски от усов, он понял, что рядом отец:

— Абреки? — шепотом спросил Дарган. — Сколько их числом?

— Не считал, они до сих пор через забор перемахивают, — так же негромко отозвался хорунжий. — Кажись, снова кровники наведались, неймется Мусе раньше времени пулю схлопотать.

— Словить бы его да на Петрашку обменять, — помечтал было сотник, но сам же и забраковал свою придумку. — Не так. Мусу этого в распыл надо на месте пустить, а на обмен оставить с пяток абреков из его банды.

— Тут, батяка, не до торгов, — ловя на прицел вертлявую фигуру, возникшую под самой стеной хаты, успел обмолвиться старший сын и покрепче прижал приклад к плечу. — Пора разбойникам напомнить, что врасплох нас не застанешь. Отцу и сыну…

Громкий выстрел разбудил ночную станицу и ее окрестности, отозвался эхом на просторных лугах. В глубине куреня закричали дети и быстро затихли, будто понимая всю важность момента. Фигуры под стеной юркнули за столбы и затаились, выжидая удобный случай. Вдруг с противоположной стороны просторного куреня донесся звон разбитого стекла, гортанный голос прорезал домашний полусонный уют, вмялся в кирпичи русской печки, стоящей в ближнем углу горницы. Таким неожиданным и инородным он показался в казачьем доме, что хорунжй невольно оглянулся назад:

— Там Захарка, — крикнул Панкрат отцу. — Батяка, выручай его, а я тут…

— В той спальне Маланья, тетка твоя, а не Захарка, — всхрапнул Дарган и одним прыжком домахнул до двери. — Упустил момент, старый я бирючина. Отцу и сыну…

У окна в горнице замерла Софьюшка, она снова была готова ко всему, в одной руке сжимая пистолет, а в другой — шпагу с серебряной рукояткой. В свете месяца в проеме рамы отпечатался ее медальный профиль, рядом с ней вертелись дочери Аннушка с Марией. Видимо, запереть их в спальне матери не удалось. В переднем углу мерцали лампадки, зажженные перед темными ликами на старообрядческих иконах.