Юрий Иванов-Милюхин - Чеченская рапсодия

Отряд почти добрался до черной стены леса, когда из темноты появились оба разведчика. Они рассказали, что дорога до выхода из массива пуста и что вряд ли абреки используют ее для нападений. Скорее всего, у них имеется тайная тропка, по которой они подбираются поближе к лесной кромке и, накопив силы, делают молниеносный бросок. Дарган решил обойти лес вокруг, он был уверен в том, что в это время суток отряду никто не встретится. Бандиты нападали или ближе к вечеру, или ночью, или ярким днем, когда часовые млели от тепла пригревающего их солнышка.

Где-то на середине пути поднявшийся ветерок принес слабый запах дыма, станичники перекинули ружья на грудь, закрутили носами, но переменившийся ветер не дал возможности засечь место, откуда запахло костром. Дарган снова приказал казакам спешиться, оставив лошадей под присмотром троих терцев, он развернул остальных цепью и повел в чащу. Он верил в своих людей, знал, что каждый из них обладал звериным чутьем. Маневр оправдал себя, скоро один из разведчиков подал условный сигнал, и когда все собрались вокруг него, молча указал рукой на небольшую поляну за стеной кустов. На ней никого не было, лишь посередине чернело пятно золы. Станичники обследовали прилегающую местность и выяснили, что к стоянке вели несколько узких тропок, сбегавшихся к ней со всех сторон. Абрекам не нужны были главные дороги, на которых их пытались поймать русские патрули. Свои пути они проложили среди корявых деревьев, и каждый из них вел к родному аулу.

Дарган посоветовался с казаками и решил устроить здесь засаду, о чем и доложил командиру батальона.

— Так вы говорите, что к той поляне они пробили не одну тропу? — потирая руки, сиял круглым лицом подполковник. — Это замечательно, когда аспиды соберутся, всех их скопом там и накроем.

— С горцами надо быть очень осторожными, ваше высокоблагородие, — решил предупредить русского офицера Дарган. — Они обладают звериным чутьем.

— Ну, это нам известно. Так скольких казаков вы оставили в засаде?

— Двадцать человек, более не надо. Я приказал им угнездиться между ветвями деревьев вокруг той поляны, чтобы отсечь пути отхода. А как начнется пальба, мой отряд, который будет в готовности, сразу поспешит им на подмогу.

— Всего двадцать человек?! Ну, батенька, вы меня озадачили! Горстка храбрецов против целой банды абреков, — приподнял светлые бровки подполковник. — Покажите это место моему офицеру, и я дам команду направить туда роту солдат, чтобы ни один из бандитов не выскочил живым из кольца. С этими басурманами пора кончать.

— Прошу прощения, ваше высокоблагородие, но я боюсь, что будет много шума, — попытался Дарган образумить этого славного вояку. — Вам самим должно быть известно, что когда много шума, тогда ничего не получается.

— Господин сотник, попрошу со мной не спорить, а исполнять приказ, — коротышка вытащил из кармана армейских штанов большой носовой платок и вытер им вспотевший лоб. — И не забывайте, что это не мой батальон придан вашей сотне казаков, а совсем наоборот. Идите, батенька.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие, — Дарган приложил руку к папахе и добавил: — Тогда казаков я из засады снимаю, потому что на их место придут ваши солдаты.

— Можете оставить с десяток своих людей, ведь вы же нашли ту полянку. А впрочем, не надо, спасибо за службу.

Несколько дней армейская часть жила мирной жизнью, по всей округе не было совершено ни одного разбойного нападения. Но подполковник не решался трогаться дальше, не расправившись с бандитами. Место их тайной стоянки было окружено плотным кольцом солдат, открытыми остались лишь подходы к нему. Но абреки как сквозь землю провалились. Да и кто сунулся бы на ту поляну, когда пехотная засада была видна за версту. Дарган снял почти всех казаков, кроме четверых наблюдателей — по одному на каждую сторону света, приказав в случае чего немедленно дать знать лично ему. Угнездившись на вершинах деревьев, терцы замаскировались так, что даже матерые бирюки под теми стволами без опаски метили свои территории.

И гром не заставил себя ждать. К концу солнечного дня, когда начали расплываться летучие тени, а от теплого сырого воздуха клонило ко сну, к поляне выдвинулись несколько групп абреков. Они оставили коней за кромкой леса, обмотали ноговицы тряпками и приближались к засаде со всех сторон, двигаясь между деревьями бесшумными привидениями. Разбойников казачьи разведчики заметили вовремя, они открыли стрельбу, одновременно отходя к кольцу поляны. Их лошади были спрятаны в небольшой ложбинке, оказавшейся теперь за спинами наступающих, и добраться до них стало невозможно.

Предупреждение прозвучало слишком поздно, горцы с яростными криками набросились на солдат и началась кровавая свалка. Крики, вопли, ругань, хряск костей, редкие выстрелы со звоном булатной стали — все слилось в один сплошной гул. Солдаты выставляли вперед штыки, стремились сплотить ряды и образовать живую стену, как их на полигонах учили отцы-командиры, но все было тщетно. Стволы и сучья мешали стрелять прицельно, а деревья накрепко зажимали вязкими тисками острые штыки, делая солдат беззащитными. Абреки снежными барсами скользили от одного пехотинца к другому, вступая с ними в короткую схватку, и те, привыкшие к штыковым атакам на равнинных просторах, не выдерживали натиска и принимали смерть, открытой грудью — по-русски — бросаясь на разбойников. Лишь терцы вертелись куницами, попавшими в капканы, успевая защитить себя и помочь солдатам. Они не подпускали врага до тех пор, пока поверивший в их искусство русский воин не подбирал с земли саблю или винтовку и снова не вступал в поединок. Скоро под командой казаков организовался один оборонительный круг. Горцы по-прежнему хаотично наскакивали на защитников, мешая друг другу. Они кидались на ощетинившиеся оружием группы солдат, но не все отскакивали назад, увернувшись от длинных штыков.

Но русский отряд стал уже настолько мал, что абрекам не составило труда окружить его со всех сторон, методично выбивая из рядов то одного, то другого воина. Снег, покрасневший от крови, усеяли убитые солдаты в пехотном обмундировании, среди которых попадались и трупы горцев в черкесках и в бешметах. И когда бой достиг своей критической точки, один из казаков с урядницкими погонами крикнул что-то юнцу с едва пробившимися усами. Черные глаза малолетки горели огнем, рукава черкески были закатаны до локтей, он вздымал шашку над головой и молниеносным росчерком опускал ее не на стоявшего перед ним абрека, а на его соседа. Вокруг него уже валялись несколько трупов, но число разбойников, мечтавших его зарубить, все не уменьшалось. Это был Чигирь, сын подъесаула Савелия и родной племянник сотника Даргана, по примеру своего двоюродного брата Панкрата не поехавший на учебу в Москву, а решивший пойти по стопам знаменитого дяди.