Генрих Эрлих - Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта

— Тут–то нас и накроют, — обреченно сказал Вайнхольд, — мы тут как на блюдечке.

— Лучше здесь, чем в эшелоне, — заметил Ули Шпигель.

— Мы бегаем быстрее, чем он ездит! — попытался реабилитироваться за недавний промах Курт Кнауф.

— Проспали! — крикнул фон Клеффель проплывающим высоко в небе самолетам.

— Да это, похоже, наши, — неуверенно сказал Красавчик. Он был специалистом по тому, что ездит, а не по тому, что летает.

— Что наши, что иваны, все одно — растяпы! — воскликнул фон Клеффель. Он не любил летчиков.

Раздался грохот, истошный вопль. Пушка скатилась с трапа, сорвавшись с веревок, размозжила грудь одному из солдат. Он умер через полчаса.

— Первая потеря, — спокойно сказал фон Клеффель.

— Это наша первая, но, увы, не последняя потеря! — прокричал майор Фрике двумя часами позже, когда они выстроились перед свежим могильным холмиком со сколоченным из толстых брусьев крестом. — Нас ждут тяжелые бои, и мы не пожалеем своих жизней во славу Германии и фюрера. Крепите мужество, солдаты! Направо! Шагом марш!

Он не терял времени даром, майор Фрике.

Они шли по дороге на юг. Час за часом, километр за километром. Часов набралось много, с шести вечера до десяти вечера. Следующего дня. Километров вышло еще больше. Гиллебранд сообщил, что пятьдесят пять, но ноги говорили, что никак не меньше шестидесяти пяти. Двух вегетарианских колбасок на такой марш–бросок было явно недостаточно.

Слева у дороги показалась деревня. Она была разительно не похожа на ту, где они стояли весной.

Покосившиеся домишки вросли в землю, крыши крыты где соломой, где дранкой, подслеповатые окна затянуты грязью и паутиной, ни одного яркого пятна, ни краски, ни цветов. Нестройно забрехали собаки, их было немного. Жителей вообще не было, то ли ушли, то ли спали, рано улегшись по крестьянскому обычаю.

— Первый взвод — сюда! Второй взвод — сюда! Третий взвод — сюда! — Гиллебранд определял дома для постоя.

Солдаты с громкими криками вваливались в дома — наконец–то отдых! В крике выплескивались последние силы. Едва войдя в дом, тут же падали на пол — спать, спать, спать!

Юрген зашел в дом следом за фельдфебелем, запалившим лампу. На лавке под окном лежал человек. При виде немецких солдат он зашевелился, сполз на пол, схватил лоскутное одеяло и, не разгибаясь, прошмыгнул в дверь. Ни пола, ни возраста человека определить не удалось, что–то взлохмаченно–серое, обряженное в бесформенные обноски. Это был не единственный обитатель дома. Печь была покрыта шуршащим шевелящимся ковром из тараканов. Что–то упало сверху на лицо Юргена, поползло, щекоча обветренную кожу. Он хлопнул рукой по щеке. Какой мерзкий запах! Он поднял голову к потолку. Слой круглых коричневых бляшек — клопы.

— Чем они здесь, интересно, питаются? — тихо сказал ему на ухо Красавчик. — Ишь какие жирные!

— Наверно, теми, кто был здесь на постое до нас, — так же тихо ответил Юрген.

— А где обглоданные скелеты? — спросил Красавчик.

— Пошли на двор, — предложил Юрген.

— И то верно!

Они пропустили других солдат, которые не заметили или не захотели замечать всю эту грязь. Фон Клеффель рухнул на лавку и тут же захрапел. Вайнхольд полез на печку, он помнил, что фрау Клаудия с внучкой спали именно там, и решил, что это лучшее место в доме. Остальные устраивались кто где мог. Юрген с Красавчиком вышли на двор, обошли дом кругом и легли под каким–то раскидистым деревом, завернувшись в плащ–палатки.

Они отлично выспались. Еще бы столько же — и было бы вообще прекрасно. Но фельдфебель уже прокричал «подъем». От его мощного крика упало несколько яблок, дерево, под которым они лежали, оказалось яблоней. Пока Юрген тер ушибленное плечо, Красавчик обтер яблоко и с хрустом вонзил у него свои крепкие зубы.

— Вот черт! — сказал он скривившись.

— Кислое? — спросил Юрген.

— Это само собой, — ответил Красавчик, — но еще и червивое.

Он с отвращением смотрел на жирного белого червяка, выползавшего из надкушенного яблока. Такие же гримасы отвращения были на лицах солдат, выходивших из дома. Вайнхольд нес свои носки, которые он держал двумя пальцами, отставив далеко в сторону. Носки были белыми от гнид.

— Носки ты быстро очистишь, — успокоил его Юрген, — носки не волосы.

— Что?! — в ужасе закричал Вайнхольд и, выронив носки, схватился руками за голову.

— Угу, — покачал головой Красавчик и сказал, повернувшись к Юргену: — Мы сделали правильный выбор!

— Какой выдающийся экземпляр! — воскликнул фон Клеффель, выловивший блоху. — Прытью и размером напоминает мою лошадь!

— Богатейшая фауна! — согласился Ули Шпигель. — Богаче — только в Африке.

К счастью, рядом с деревней протекала речушка, они отправились туда мыться. По дороге им попались на глаза образцы другой местной фауны, куда более приятной. Параллельным курсом шествовала, переваливаясь, стая жирных гусей. На лугу паслись две коровы, интендант что–то говорил стоящему рядом крестьянину. Крестьянин изображал непонимание, хотя и так все было понятно. В конце концов, он покорно погнал корову к полевым кухням, попыхивающим дымком. Интендант шел рядом и настойчиво совал ему рейхсмарки. Иван смотрел на него с недоумением, потом взял бумажки и, не пересчитывая, сунул их в карман штанов.

— Нас ждет горячий обед, товарищи! — бодро возвестил фон Клеффель.

— Но сначала — дружеский завтрак, — сказал Ули Шпигель, вынырнувший из высокой травы.

В руке он держал за шею гуся. Голова гуся запрокинулась набок, хвост касался земли.

— Это мародерство, — сказал Вайнхольд с легким осуждением.

— Это законная контрибуция, — возразил ему Ули Шпигель, — компенсация за моральный и физический ущерб от ночлега.

— Мы должны заплатить, — гнул свое Вайнхольд.

— Конечно, конечно, — прекратил дискуссию фон Клеффель и тут же открыл новую: — Как мы будем его готовить? Эх, была бы сабля, я бы сделал вам гуся на вертеле. У меня когда–то это отлично получалось.

— Запечем в глине, — предложил Ули Шпигель, — тут что удобно, что не надо ощипывать.

— Не уверен, что мы найдем здесь глину, — сказал Вайнхольд, подавивший упреки совести.

Брейтгаупт молча взял гуся и принялся его ощипывать. У него это ловко получалось. Они тем временем развели костер. Диц сходил к полевым кухням, принес бидон с кофе, щедро заправленным сахарином.

— Каша будет через три часа, — сообщил он, — свободное время.

Они выпили по кружке кофе, наблюдая за пылающим костром.

— Брейтгаупт — дневальный, — объявил фон Клеффель, поднимаясь. — Есть добровольцы в боевое охранение?

Все рассмеялись. Боевое охранение — отлично сказано! На их гуся найдется немало охотников. Вызвались Диц и Вайнхольд. Остальные разбрелись кто куда, договорившись встретиться через полтора часа.