Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 1

Г-жа де Мирпуа очутилась ближе всех к Людовику XV.

— О, до чего хороша! До чего хороша! — воскликнула она, набожно, словно в молитвенном экстазе, сложив руки.

Король обернулся и одарил г-жу де Мирпуа улыбкой.

— Нет, это не женщина, — изрек герцог де Ришелье, — это фея!

За ловкий комплимент герцог удостоился последнего отсвета королевской улыбки.

И в самом деле, никогда еще графиня не была так хороша, никогда еще столь пленительная улыбка, столь умело разыгранное волнение, столь скромный взор, столь благородная осанка, столь изящная поступь не вызывали восхищения в салоне королевы, а между тем, как мы уже сказали, все представления ко двору происходили в этом салоне.

Сказочно прекрасную графиню, одетую богато, но без чрезмерной пышности, а главное, изумительно причесанную, вела под руку графиня Беарнская, которая, несмотря на жестокую боль, не хромала, не морщилась, и только румяна осыпались с ее лица, от которого отхлынула кровь, потому что при каждом движении обваренная нога причиняла ей чудовищные страдания, отзывавшиеся в каждой частице ее тела.

Придворные не сводили глаз со странной пары.

Старая дама, в платье с глубоким вырезом, как во времена ее молодости, с прической высотой не меньше фута, с запавшими глазами, сверкающими словно глаза орлана, казалась при своем великолепном наряде и поступи скелета олицетворением минувших времен, протянувших руку временам нынешним.

Это сухое и холодное достоинство, ведущее исполненную неги и скромности красоту, особенно изумило и восхитило большинство присутствующих.

Контраст был столь разителен, что королю показалось, будто его возлюбленная, которую подвела к нему графиня Беарнская, стала еще моложе, еще свежее, еще очаровательнее, чем всегда.

В тот миг, когда по правилам этикета графиня Дюбарри преклонила колено, чтобы поцеловать королю руку, Людовик XV удержал ее и велел подняться, одним словом вознаградив за все, что она перенесла за последние две недели.

— Падать к моим ногам, графиня? — воскликнул король. — Да вы смеетесь! Это я должен пасть к вашим и сделал бы это с превеликой охотой!

Затем король раскрыл объятия, как того требует церемониал; ему полагалось сделать вид, будто он целует ее, но вместо этого он поцеловал ее по-настоящему.

— У вас очаровательная «крестница», сударыня, — обратился Людовик XV к графине Беарнской, — но надо сказать, что и у нее достойнейшая «крестная», которую я бесконечно рад снова видеть при дворе.

Старая дама поклонилась.

— Засвидетельствуйте почтение моим дочерям, графиня, — шепнул король г-же Дюбарри, — и покажите им, что вы умеете делать реверансы. Надеюсь, реверансы, которыми они вам ответят, придутся вам по вкусу.

Обе дамы двинулись дальше; придворные мгновенно расступились, давая им дорогу, но, казалось, воздух вокруг обеих графинь раскалился от взглядов, которые бросали на них присутствующие.

Три дочери короля, видя, что к ним приближается г-жа Дюбарри, вскочили, словно подброшенные пружиной.

Людовик XV наблюдал за ними. Его глаза, устремленные на принцесс, приказывали им выказать наивозможнейшую благосклонность и любезность.

Принцессы, немного волнуясь, присели в реверансе перед графиней Дюбарри, которая поклонилась им куда ниже, чем предписывал этикет; принцессы сочли, что это очень мило с ее стороны; поклон так их растрогал, что они обняли и расцеловали ее так же, как король, причем столь сердечно, что его величество, судя по всему, был в восторге.

Тут успех графини превратился в истинный триумф: самым медлительным и недостаточно ловким придворным пришлось чуть не час ждать, прежде чем они смогли засвидетельствовать свое почтение царице празднества.

А она без чванства, без злобы, без злорадства принимала комплименты и как будто забыла о всех кознях против себя. В ее великодушной благожелательности не было ничего наигранного: сердце ее переполняла радость, и в нем не оставалось места для ненависти.

Герцог де Ришелье не случайно в свое время одержал победу под Маоном: он умел маневрировать. Покуда все прочие придворные оставались на своих местах и следили за обменом реверансами, ожидая исхода представления, чтобы, смотря по тому, чем кончится церемония, либо воскурить новому идолу фимиам, либо низвергнуть его, маршал расположился позади табурета графини; подобно флигельману-кавалеристу, который занимает на равнине позицию на дистанции в сто туазов, чтобы дождаться, когда эскадрон развернется, и вновь оказаться на правом фланге, маршал поджидал графиню Дюбарри и неминуемо должен был оказаться рядом с ней без необходимости проталкиваться через толпу. Г-жа де Мирпуа, зная, что другу ее всегда сопутствует военное счастье, повторила тот же маневр: она незаметно пододвинула свой табурет к табурету графини.

Во всех концах салона завязывались разговоры: внешность и поведение г-жи Дюбарри подверглись дотошному разбору.

Графиня, защищенная любовью короля, милостивым приемом принцесс и поддержкой графини Беарнской, осмелела, обрела уверенность и стала рассматривать мужчин, обступивших короля, а также выискивать среди дам тех, кто был ей враждебен.

Внезапно ей закрыла обзор некая непрозрачная фигура.

— Ах, герцог! — произнесла г-жа Дюбарри. — Выходит, мне надо было прийти сюда, чтобы увидеться с вами.

— В каком смысле, сударыня? — изумился герцог.

— Да ведь я вас не видела добрую неделю ни в Версале, ни в Париже, ни в Люсьенне.

— Я предвкушал удовольствие встретить вас здесь нынче вечером, — отвечал старый царедворец.

— Быть может, вы предвидели эту встречу?

— Я был в ней уверен.

— Вот как! Что вы за человек, герцог, право слово! Знали — и не предупредили меня, вашего искреннего друга, а ведь я понятия не имела, что мы увидимся.

— Неужели, сударыня? — удивился герцог. — Разве вы не знали, что приедете сюда?

— Нет. Я была в том же положении, что Эзоп, когда он повстречался на улице с судьей. Тот спросил: «Куда ты идешь?» «Не знаю», — отвечал баснописец. «Вот как! В таком случае, ты идешь в тюрьму». — «Вот видите, — заметил Эзоп, — значит, я и в самом деле не знал, куда иду». Вот так же и я, герцог, могла предположить, что еду в Версаль, но не была в этом настолько уверена, чтобы утверждать. Поэтому вы оказали бы мне большую услугу, если бы навестили меня заранее, но… надеюсь, теперь-то вы меня навестите, не так ли?

— Сударыня, — отвечал Ришелье, с виду нисколько не уязвленный насмешкой, — не возьму в толк, почему вы сомневались, приедете ли вы в Версаль или нет.

— Отвечу: потому что мне подстроили каверзы.

И графиня устремила на герцога пристальный взгляд, который тот выдержал без малейшего смущения.