Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 1

— О, это длинная история, отец.

— Расскажи, пожалуйста, — попросила Андреа.

— И эта история велит тем, кто забыл, что Господь наш спаситель и отец, благословлять его.

Барон скривил рот, словно сомневаясь в том, что верховный владыка людей и благ снизошел до того, что бросил на него с высоты взгляд и занялся его делами.

Андреа, видя радость Филиппа, ни в чем не сомневалась: она стиснула ему руку, словно благодаря за принесенное известие и разделяя то счастье, которое, казалось, он испытывает, и шепнула:

— Брат! Милый брат!

— Брат! Милый брат! — передразнил барон. — Похоже, она радуется тому, что нас ожидает.

— Но вы же видите, отец, Филипп счастлив.

— Потому что Филипп — восторженный юнец, но я, к счастью или несчастью, все взвешиваю и поводов для веселья не нахожу, — ответил барон, окидывая грустным взглядом обстановку гостиной.

— Отец, вы совершенно перемените мнение, как только я расскажу все, что со мной произошло, — уверил его молодой человек.

— Ну, рассказывай, — буркнул барон.

— Да, рассказывай, Филипп, — присоединилась Андреа.

— Как вам известно, я служил в Страсбургском гарнизоне. И вы, несомненно, знаете, что дофина совершила свой въезд во Францию через Страсбург.

— Да что можно знать в нашей дыре, — пробормотал Таверне.

— Значит, дорогой брат, дофина через Страсбург…

— Да. Мы с утра ждали, выстроенные на гласисе. Лил дождь, и мундиры наши промокли до нитки. Никаких извещений о точном времени прибытия дофины не поступало. Наш майор послал меня на разведку навстречу кортежу. Я проскакал почти лье и вдруг на повороте дороги встретился с первыми всадниками эскорта. Они ехали впереди кареты дофины. Я обменялся с ними несколькими словами, и тут ее королевское высочество приоткрыла дверцу, выглянула и спросила, кто я такой.

Кажется, она позвала меня, но я, торопясь доставить сообщение, уже пустил коня в галоп. — Усталость от шестичасового ожидания сняло как по мановению волшебной палочки.

— Ну, а дофина? — спросила Андреа.

— Она юна, как ты, и прекрасна, как ангел, — отвечал шевалье.

— Скажи-ка, Филипп… — нерешительно промолвил барон.

— Да, отец?

— Тебе не показалось, что дофина похожа на кого-то, кого ты знаешь?

— Кого я знаю?

— Да, да.

— Подобных дофине нет! — с воодушевлением воскликнул молодой человек.

— И все-таки попробуй припомнить.

Филипп задумался, но тут же ответил:

— Нет, не помню.

— Ну, а скажем, на Николь?

— Верно! Как странно! — удивился Филипп. — Николь вправду чем-то напоминает ее высочество. Однако насколько ее наружность грубее и низменнее! Но откуда вы узнали об этом, отец?

— Просто у меня тут сейчас находится колдун.

— Колдун? — с недоумением спросил Филипп.

— Да. Кстати, он предсказал мне твой приезд.

— Чужестранец? — робко поинтересовалась Андреа.

— Уж не тот ли это человек, что стоял рядом с вами, когда я приехал, и скромно удалился при моем приближении?

— Он самый. Но рассказывай дальше, Филипп.

— Может быть, нам пока подготовиться? — предложила Андреа.

Барон удержал ее:

— Чем больше мы станем готовиться, тем смешнее будем выглядеть. Продолжайте, Филипп.

— Да, отец. Я возвратился в Страсбург, доложил, сразу же оповестил губернатора господина де Стенвиля, и он тут же примчался.

Едва оповещенный вестовым губернатор прибыл на гласис, раздался барабанный бой, показался кортеж, и мы скорым шагом направились к Кельским воротам. Я был рядом с губернатором.

— Погоди-ка, — прервал его барон. — Ты говоришь, Стенвиль? Я знал одного Стенвиля…

— Родственник министра господина де Шуазеля…

— Это он. Продолжай, продолжай.

— Ее высочество молода, и ей, очевидно, нравятся молодые лица, потому что она довольно рассеянно слушала приветственную речь господина губернатора и все время посматривала на меня. Я же из уважения держался сзади.

«Не этот ли господин был послан мне навстречу?» — поинтересовалась она, указывая на меня. «Этот, ваше высочество», — ответил господин де Стенвиль. «Подойдите, сударь», — приказала она мне. Я приблизился. «Как ваше имя?» — спросила у меня дофина. «Шевалье де Таверне Мезон-Руж», — заикаясь, выдавил я. «Дорогая, запишите эту фамилию в свою памятную книжку», — обратилась дофина к пожилой даме, которая, как я впоследствии узнал, была ее воспитательницей графиней фон Лангерсхаузен, и та действительно занесла мое имя в записную книжечку. После чего, повернувшись ко мне, дофина промолвила: «Ах сударь, в каком вы состоянии из-за этой чудовищной погоды! Право, мне становится неловко, когда я подумаю, сколько пришлось вам из-за меня вынести».

— Как это мило со стороны дофины! Какие прекрасные слова! — хлопая в ладоши, воскликнула Андреа.

— Потому-то я и запомнил все — и каждое слово, и интонацию, и выражение лица, с каким она говорила, — короче все, все!

— Превосходно! Превосходно! — пробормотал барон с выразительной усмешкой, в которой отразилось и отцовское самодовольство, и то невысокое мнение, какое он имел о женщинах, в том числе о королевах. — Ладно, Филипп, продолжайте.

— И что же ты ответил? — спросила Андреа.

— Ничего. Я просто низко поклонился, и дофина ушла.

— Почему же ты ничего ей не ответил? — вскричал барон.

— У меня язык присох к гортани. Казалось, вся моя жизнь сосредоточилась в сердце, и я только чувствовал, как бешено оно колотится.

— Черт побери, когда я был в твоем возрасте и меня представили принцессе Лещинской [44] То есть Марии Лещинской, будущей супруге Людовика XV. , я нашелся что ей сказать.

— Вы, сударь, гораздо сообразительнее меня, — ответил Филипп с легким поклоном.

Андреа пожала брату руку.

— Воспользовавшись тем, что ее королевское высочество удалилась, — продолжал Филипп, — я прошел к себе на квартиру, чтобы переодеться: мой мундир насквозь промок, так что я имел совершенно жалкий вид.

— Бедняжка! — посочувствовала Андреа.

— Тем временем, — рассказывал дальше Филипп, — дофина прибыла в ратушу, где принимала приветствия горожан. Когда речи закончились, дофину пригласили отобедать, и она проследовала к столу.

Один из моих друзей, майор нашего полка, тот самый, что послал меня навстречу дофине, уверял, будто ее высочество неоднократно обводила взглядом ряды офицеров, присутствовавших при обеде, словно кого-то высматривая.

«Я не вижу того молодого офицера, которого выслали встречать меня, — заметила она, когда во второй или третий раз не нашла того, кого искала. — Нельзя ли ему передать, что я хотела бы поблагодарить его?» Майор выступил вперед и доложил: «Ваше королевское высочество, господин лейтенант де Таверне вынужден был уйти переодеться, дабы предстать перед вашим высочеством в пристойном виде». И почти сразу же после этого пришел я. Я вошел в зал, и буквально через пять минут дофина увидела меня. Она сделала мне знак подойти, и я приблизился. «Сударь, — спросила она, — вы ничего не имели бы против, если бы я предложила вам сопровождать меня в Париж?» «Напротив, ваше высочество! — воскликнул я. — Я почел бы это за величайшее счастье, но я служу в Страсбургском гарнизоне и…» «И?..» «Я могу только сказать, что страстно желал бы этого». «У кого вы в подчинении?» «У военного губернатора». «Хорошо. Я поговорю с ним и все устрою». После этого она сделала знак, что я могу удалиться. Вечером она подошла к губернатору. «Господин губернатор, — сказала она ему, — я хотела бы, чтобы вы исполнили один мой каприз». «Ваше высочество, вам стоит лишь сказать, и ваш каприз станет для меня приказом!» «Нет, я не совсем верно выразилась. Это не каприз, а обет, который я должна исполнить». «В таком случае, я почту своей святой обязанностью способствовать его исполнению. Слушаю вас, ваше высочество». «Я дала обет принять к себе на службу первого француза, которого встречу, ступив на землю Франции, кем бы он ни был, и осчастливить его самого и его семью, если только, конечно, монархи способны кого-нибудь осчастливить». «Монархи суть помазанники Божии на земле. И кто же тот счастливец, которого вы, ваше высочество, встретили первым?» «Господин де Таверне Мезон-Руж, молодой лейтенант, известивший вас о моем прибытии». «Мы все, ваше величество, будем завидовать господину де Таверне, — ответил губернатор, — но не станем препятствовать счастью, которое выпало ему. Его удерживает служба — мы отпустим его, он связан обязательствами — мы освободим его от них; он отбудет вместе с вашим королевским высочеством».