Евгений Тарле - Сочинения — Том I

За этой речью следовали другие, в которых Парнель настаивал на необходимости закрыть Ирландию для ввоза английских продуктов; это он считал одним из важнейших дел, предстоящих будущему ирландскому парламенту. Этот тон вывел из себя английскую прессу, еще очень недавно старавшуюся ласково относиться к парнелизму, чтобы привлечь его благосклонное внимание, «Daily News» с горечью вопрошала, намерены ли и впредь консерваторы и либералы сносить «тиранию» Парнеля? [155] Daily News , 1885, 26–30 aug. «Manchester Guardian» надеялся, что нет в Англии партии, которая не заклеймит дерзость ирландского лидера. «Standart» считал себя вынужденным заявить, что просто позор (a shame) для либералов и ториев ссориться на потеху и пользу опасного врага.

Но Парнель, невзирая на эти речи, нашел в себе решимость повторить свои слова 5 октября в Уиклоу. Здесь он к раньше высказанным мыслям прибавил очень любопытное пояснение: он сказал, что ни за что не помирится на какой-нибудь пустой уступке, если, например, Ирландии дадут парламент с ограниченными правами; ирландская палата должна иметь безусловную власть в делах острова. Она должна получить, между прочим, право облагать чужие (т. е. и английские) продукты какими угодно высокими пошлинами. Другими словами, он требовал полнейшего политического и экономического отделения Ирландии от Англии.

Часть либералов сразу восстала против Парнеля; цена союза казалась слишком высокой. Лорд Гартингтон на одном из митингов в своем избирательном округе заявил, что такой гомруль, которого желает Парнель, немыслим, и что ирландцы его не получат. Тогда Парнель в новой речи заметил: «Я думаю, что если хотят сделать для нас невозможным получение гомруля, то мы сделаем невозможными все дела» [156] Annual register 1885 . London, 1886, стр. 149. . Угроза обструкцией даже при измененных парламентских правилах была не шуткой в устах этого человека и произвела большое впечатление на либералов. Консерваторы тоже порицали революционизм Парнеля, но не так решительно, как либералы; они более страшились результатов голосования.

Чем ближе подходили выборы, тем мягче становилось отношение обеих боровшихся фракций к Парнелю: либерал Морлей [157] Об отношениях его к Ирландии см. между прочим: DeLabra. Estudios biográcifico-políticos. Madrid, 1887, стр. 349. заявил, что он ничего не имеет против ирландского самоуправления в самых широких размерах. Либерал Чайльдерс выразил мнение, что ирландцы могут управляться как пожелают, лишь бы таможенная политика находилась в руках англичан. Но Гладстон не любил вступать в откровенные сделки под влиянием необходимости, и 17 ноября он объявил на собрании в Уэст-Кельдере [158] Annual register 1885 , стр. 180. Речь Гладстона. , что Парнель — пока только Парнель и отождествлять его с Ирландией не следует; пусть Ирландия выскажется во время голосования, и тогда можно будет обсуждать такие важные вопросы, как вопрос о гомруле. Через 4 дня после заявления Гладстона, 21 ноября, Парнель издал манифест, в котором делал воззвание к Ирландии, чтобы она голосовала против либералов безусловно. Что касается до лорда Салисбюри, то он не допустил такой неосторожности, как Гладстон. 7 октября в Ньюпорте и в ноябре в других местах он, не высказываясь в пользу гомруля, так хорошо построил свою речь, что, с одной стороны, никакой сотрудник «Times» не мог найти там ничего, противоречащего империализму, а с другой, — никакой парнелит не был в состоянии обвинить маркиза во вражде к идее ирландского самоуправления.

В декабре состоялись выборы; либералов было выбрано 335 человек, консерваторов — 249 и парнелитов — 86 (вместо прежних 39). Если бы Парнель примкнул к консерваторам, тогда либералов, с одной стороны, и соединенных парнелитов и ториев, с другой, было бы поровну, по 335 человек, и правительство Салисбюри могло бы кое-как продержаться; если бы он стал на сторону Гладстона, тогда консерваторы немедленно должны были бы уйти от власти. Цель Парнеля была достигнута: он являлся господином положения.

С самого начала 1886 г. или, вернее, со второй половины декабря 1885 г., тотчас после выборов, разнесся слух, что Гладстон желает поставить на очередь вопрос об ирландском самоуправлении. Слух этот вызвал необыкновенное волнение. Прежде всего ему не поверили; министерство Гладстона 1880–1885 гг., говорили скептики, закрыло «земельную лигу», преследовало и сажало в тюрьму Парнеля и его товарищей, провело два усмирительных билля, вело ожесточенную борьбу с обструкцией; наконец, еще совсем недавно Гладстон по поводу речей Парнеля о гомруле сказал, что Парнель еще не есть Ирландия и что поэтому много внимания на его слова обращать не должно. Почему же вдруг станет мыслимой такая перемена фронта? Со своей стороны, лица, верившие этому слуху, утверждали, что Гладстон всегда склонялся к идее гомруля, что общий тон его отношений к Ирландии был бы иной, если бы не фенианство и не обструкции Парнеля. Они напоминали о земельном билле, о кильмангемском договоре с Парнелем, так внезапно уничтоженном убийствами в Феникс-парке. Думать, что Гладстон стал на сторону гомрулеров, чтобы привлечь Парнеля и при его помощи низвергнуть консервативный кабинет, предполагать в Гладстоне притворство и компромиссы для достижения власти можно было, только насилуя то представление о личности старого вождя либералов, которое сложилось у друзей и врагов его не сегодня и не вчера. В течение своей долгой жизни, с тех пор, как он покинул ториев, Гладстон никогда не произносил ни одного слова, которое шло бы в разрез с принципами чистого либерализма. Он боролся с парнелитами до той поры, пока мог думать, что все-таки они меньшинство, пока их было из 103 ирландских депутатов всего 39, и его слова, что Парнель — еще не Ирландия, что нужно узнать мнение всей Ирландии, не были только словами. Но когда в декабре 1885 г. Ирландия прислала в палату 86 парнелитов из 103 депутатов, которых имела право избрать, тогда Гладстон мог смотреть на гомруль и аграрную реформу как на желания действительно всей нации. Теперь упорствовать в своем прежнем поведении значило бы вести открытую борьбу с национальным стремлением и надеждами, т. е. идти против коренных принципов строгого либерализма. Гладстон знал, как высказались во время предвыборной агитации Гошен, Гартингтон и другие влиятельные члены его партии о гомруле; он мог ожидать раскола, ослабления своих сил, отпадения такой массы либералов, которая не могла бы компенсироваться присоединением к нему парнелитов, но страх перед окончательной изменой своим принципам и перспектива новой ожесточенной борьбы с Парнелем из-за того, что сам Гладстон не считал правым делом, перетянули чашку весов. Когда началась сессия 1886 г., в парламенте уже все знали вполне определенно, что Гладстон перешел на сторону Парнеля. В свою очередь Парнель, конечно, увидел, что от лорда Салисбюри ждать гомруля труднее, чем от Гладстона, так как консерваторы, не изменяя своим убеждениям и своей программе, не могли осуществить ирландских желаний [159] Салисбюри, когда ему приходилось говорить об ирландских делах в эпоху 1880–1885 гг., всегда высказывался неопределенно: порицая Гладстона, он избегал разговоров о причинах бедственного положения Ирландии; ср. Pulling. The life and speeches of the Marquis of Salisbury , vol. II. London, 1885, стр. 105, 110, 112. . Он примкнул к Салисбюри в 1885 г., чтобы низвергнуть Гладстона; теперь, когда в его руках было удалить Салисбюри от власти, когда он ждал от либералов и консерваторов определенных условий и когда тори, по-видимому, думали ограничиться посылкой к Парнелю Кернарвона и неясными намеками, а Гладстон прямо обещал внести в палату проект гомруля, Парнель колебался недолго: в первые же дни январской сессии он стал на сторону Гладстона. Эти события перевернули вверх дном все партийные комбинации; стало ясно, что Салисбюри не продержится и одного месяца и что падение его кабинета есть только вопрос времени.