Игорь Тихоненко - Бравые казаки Часть II "Людас"

Дед Петро встретил Голованя с нескрываемой радостью. Собрал на стол поесть и поставил кувшин медовухи.

- Не грех и выпить за вашу славную победу. Такие вести по степи быстро бегут, - говорил Коцюба. - Слава Богу, что пан хорунжий жив остался. А вот, наш атаман пан Кульбас, успокоился навеки. Царство ему небесное. Великий был воин. Прими, Господь, его душу.

Старик налил две чарки до краев. Казаки выпили одним махом, не чокаясь. Стали закусывать.

- В Вашем селе всегда новости распространяются быстрее, чем происходят сами события, - заговорил Головань.- Только, я не хорунжий, а полковник.

- Вот так да! Извините, Ваша милость, не знал я. Какого же полка Вы атаман?

- Диду, перестань мне "выкать". Для тебя я всегда буду Игнат Головань. Помнишь, как ты говорил мне: "сынку". Или уже передумал?

У Петра Коцюбы на глазах появились слезы. Старый казак весь, как-то обмяк. Он попытался вытереть ладонью глаза, но руки у него дрожали. Через силу старик прогово­рил:

- Спасибо тебе, сынку, спасибо....

Голос его запнулся и он отвернулся к окну, чтобы Голованю не было видно его слабость. Простому казаку было невыносимо приятно, что такой важный казацкий воена­чальник, оказывает ему уважение. Вместе с тем, Коцюбе было стыдно, что он плачет, как баба.

- Ладно, батько, ладно. Не надо. Перестаньте. Вот дела-то. Что я Вас обидел чем? Я же ничего такого не сказал.

Голованю, вдруг, стало жалко этого старого одинокого человека. Чем-то он ему напомнил отца. Коцюба успокоился и спросил:

- Так, какой же твой полк?

- Бывший полк Кульбаса. Казаки попросили меня назначить, после гибели атамана.

- Ну, слава Богу. А то я уже переживал. А под твоей рукой порядок будет в войске. Я знаю, что говорю. Что делать собираешься, если не тайна?

- Завтра возвращаюсь на Сичь. Там, дел еще много. Думаю, кошевой теперь на ляхов двинет армию.

- Оно, конечно. После того, как татарам перца под хвосты насыпали, теперь можно и шляхту почастувать, чтобы поскромнее себя вела. А панне Инге уже сообщил о гибе­ли полковника?

- Да, сегодня заезжал к ней. Она очень расстроилась. Завтра утром наведаюсь. Пусть немного успокоится. Хотел попросить тебя об услуге одной, диду.

- Говори, для тебя все сделаю.

- Если, вдруг, панна Инга обратится к тебе за помощью, не отказывай ей. Это, ведь, она нам тогда помогла полковника на ноги поставить. И кто ведьма, она догадалась. Без её помощи, я бы не справился.

- Конечно, помогу! Смотри, как получается, с виду такая вельможная панна, а какая хваткая! Никогда, не подумал бы.

- Ну, ладно, диду. Пора мне отдыхать. А то завтра дорога дальняя, а я и сегодня целый день в седле.

Выпили еще по одной чарке за славу казацкую и легли ночевать.

Сотник Яворной сидел в своей хате темнее дождевой тучи. Грусть одолевала его. Тосковал он по жене своей, безвременно ушедшей в мир иной. И уж, так ему хотелось её увидеть вновь, обнять, поцеловать, что не знал уже, как быть. Думал было выпить горилки, только не принимала душа оковитую. Так и стояла, налитая до краев чарка на столе, не тронутая.

"Что же за тяга у меня к Марыле такая?" - думал сотник, глядя затуманенным взором перед собой.- Если бы можно было опять с ней встретиться". Губы Яворного сами со­бой зашевелились, и он прошептал: "Марыля, приди ко мне. Прошу тебя. Не могу я без тебя". В это самое время на улице поднялся ветер, ударил гром, и сверкнула молния.

Сознание вернулось к сотнику. Он, как будто, проснулся. Перед ним стояла его жена. Яворной вскочил с табурета и попятился назад. Упершись в стену, он остановился. От неожиданности не мог прийти в себя, и все время бормотал несвязанные слова:

- Это, как?.. Что это?... Ты же умерла...

Марыля стояла перед сотником в белой прозрачной сорочке до пят. Сквозь тончайшее полотно, хорошо просматривалось её обворожительное тело: упругие будра, тон­кая талия, налитая выпуклая грудь, с торчащими сосками, которые, казалось, сейчас прорвут ткань. Черные волосы рассыпались по плечам. Темно-карие глаза сверкали бес­новатыми огоньками. Слегка приоткрытые губы прошептали:

- Ты звал меня. Я пришла.

- Но, ведь, ты, же умерла. Как ты можешь быть здесь? Тебя же похоронили,- лепетал сотник, прижавшись к стене.

- А ты дотронься до меня. Сразу узнаешь, есть я на самом деле, или только кажусь тебе?

Яворной стоял, не шевелясь, как приклеенный.

Марыля подняла руки и осторожным движением сняла сорочку с плеч. Рубашка плавно упала к её ногам, обнажая перед сотником наготу дьявольской красоты. Сотник не в силах стоять, упал на колени перед ведьмой и застонал. Она вплотную подошла к нему. Он обнял её за бедра и начал целовать ниже живота. Ведьма опустилась на ко­лени перед казаком. Их взгляды встретились. Она спросила:

- Хочешь испытать настоящее наслаждение? Только поклянись повиноваться мне во всем.

- Я уже давно принадлежу тебе,- ответил сотник.

Марыля развязала ему пояс, и опустила его шаровары. Потом толкнула его в грудь рукой. Яворной лег на спину. Она села сверху его, и он почувствовал, что вошел в неё. Ведьма начала делать вращательные движения бедрами. Через мгновение она разорвала ему рубашку на груди. Марыля царапала и кусала его до крови. Движения её уско­рились, Яворной слышал, как она скрежещет зубами и глубоко дышит. Боль от всего, что делала с ним ведьма, приносила неописуемое удовольствие и блаженство. Он еще никогда в жизни не испытывал такого наслаждения. Яворному, казалось, что еще немного, и он потеряет сознание. Внезапно Марыля остановилась, наклонилась к нему, и прикоснулась ртом к его губам, раздвигая их языком. Потом она сильно укусили его, и казак почувствовал соленый вкус крови. Вдруг невыносимый холод стал входить в него через рот и заполнять все его тело. Ведьма, при этом, вся задрожала и впилась в грудь Яворного когтями, из-под которых брызнула кровь. В голове у сотника все помутилось. Он уже не испытывал ни боли, ни наслаждения, и потерял сознание.

Ведьма выпрямилась. На губах у нее была кровь. Она облизала их с явным удовольствием и сказала с ухмылкой:

- Все. Теперь ты такой же, как и я.

Игнат плохо спал, вертелся с боку на бок. Думы его мучили. "Как же ему быть теперь?" Он любил Ингу. Пока был жив Кульбас, Головань не испытывал угрызений совес­ти за свой поступок. Он знал, что это не по божьему закону, с чужой женой путаться. Но панна сама это все затеяла. А он, просто, не смог устоять. С кем не бывает? Но, сейчас, когда полковник погиб, да еще спас жизнь Игнату в бою, Головань почувствовал себя виноватым перед Кульбасом. Да, и Инга вчера себя холодно вела. А с другой стороны, что же она должна была броситься ему на шею? Нет. Все правильно. Полковник был её мужем. Она обязана оказать уважение памяти о нем. Ну, а наши с ней от­ношения будем улаживать позже. Буду жив, вернусь. Тогда и видно будет.- после таких размышлений Игнат успокоился и заснул.