Артур Дойл - Сэр Найджел Лоринг

– Но ведь еще не сейчас, достойный сэр?

– Нет, еще не сейчас. У вас есть еще время завоевать себе шпоры, как делали ваши предки. Как вы, набрались силы?

– Я готов выполнить любой приказ, достойный лорд.

– Очень хорошо, потому что нас ждет дело – доброе дело, срочное дело, опасное и почетное. У вас засверкали глаза и зарделось лицо, Найджел. Когда я смотрю на вас, я заново переживаю свою молодость. Так вот, хотя здесь у нас с Францией перемирие, в Бретани, где дом Блуа и дом Монфоров все еще сражаются за герцогскую корону, мира нет. Пол-Бретани стоит за одного, пол – за другого. Французы поддерживают де Блуа, а мы – де Монфоров: эта война такая же, как те, в которых многие великие полководцы, вот как сэр Уолтер Мэнни, впервые завоевали себе имя. В последнее время удача обернулась против нас, и кровавые руки Роганов, беззубого Бомануара, Оливье-Мясника и других всей тяжестью навалились на плечи нашему народу. Последние новости оттуда ужасны, а у короля черно на душе, потому что в замке Ла Броиньер убили его друга и сотоварища Жиля де Сен-Поля. Он посылает туда подкрепление, а мы его возглавим. Как вам это нравится, Найджел?

– Досточтимый лорд, разве может быть что-нибудь лучше?

– Тогда собирайтесь; мы выступаем не позже, чем через неделю. Путь по суше прегражден французами, поэтому мы пойдем морем. Сегодня вечером король устраивает прощальный пир – и ваше место за моим стулом. Приходите ко мне в комнату и помогите одеться, а потом мы вместе пройдем в залу.

На Чандосе, одетом к королевскому пиршеству, сияли шелк и парча, мерцали бархат и меха; Найджел, который должен был прислужить ему за столом, тоже надел свой лучший шелковый камзол с пятью алыми розами. В огромной зале замка расставили столы: высокий для лордов, второй – для менее знатных рыцарей, и третий – для оруженосцев, которые тоже могли попировать, но только после того, как усядутся их господа.

Ведя в Тилфорде простую и уединенную жизнь, Найджел и представить себе не мог, что бывают такое великолепие и удивительная роскошь. Мрачные серые стены залы были сверху донизу увешаны бесценными аррасскими шпалерами с изображениями оленей, гончих и охотников, которые составляли как бы одну картину живой стремительной охоты. Над главным столом висели знамена, а под ними на стенах – ряды гербовых щитов самых знатных и благородных рыцарей, тех, что сидели за столом. Красное пламя светильников и факелов играло на эмблемах знаменитых полководцев Англии. На высоком кресле в самом центре сияли львы и лилии, и такие же августейшие знаки, только указывающие на младшую линию, отмечали место Принца; в обе стороны от них тянулись мерцающие ряды благородных эмблем, почитаемых в мирное время, наводящих ужас во время войны: чернь и золото Мэнни, зазубренный крест Суффолка, пурпурные пояса Стаффорда, фиолетовые с золотом – Одли, голубой лев на задних лапах дома Перси, серебряные ласточки Эрендела, красный олень Монтекьют, звезда де Веров, серебряные ромбы Расселов, пурпурный лев де Лейси и черные кресты Клинтона.

Дружелюбный оруженосец, стоявший рядом с Найджелом, шепотом называл ему имена прославленных воинов, сидевших ниже.

– Вы – молодой Лоринг из Тилфорда, оруженосец Чандоса? – спросил он. – Меня зовут Делвз, я из Додингтона, в Чешире. Я оруженосец сэра Джеймса Одли – вон того сутулого человека с загорелым лицом и короткой бородкой. – У него на гребне шлема голова сарацина.

– Я слышал, что он человек безмерного мужества, – ответил Найджел, с интересом разглядывая его.

– Конечно, юный Лоринг. Я думаю, он самый храбрый рыцарь Англии, да и во всем христианском мире. Никто другой не совершил таких доблестных подвигов.

Найджел с надеждой посмотрел на нового знакомца.

– Вы говорите, как и должно говорить о своем господине, – сказал он, – по той же причине, и вовсе не желая вас обидеть, мне следует сказать вам, что ни в благородном имени, ни в славе он не может сравниться с доблестным рыцарем, которому служу я. Если вы думаете иначе, мы можем поспорить об этом на любой манер и в любое время, какое вам удобно.

Делвз добродушно улыбнулся.

– Не надо так горячиться, – сказал он, – если бы вы говорили о ком-нибудь другом, исключая, пожалуй, сэра Уолтера Мэнни, я поймал бы вас на слове, и либо моему господину, либо вашему пришлось бы искать себе нового оруженосца. Но с Чандосом не сравнится ни один рыцарь, это сущая правда, и я никогда не обнажу меч, чтобы умалить его славу. Ох, у сэра Джеймса пустой кубок! Я должен этим заняться.

И он бросился прочь, держа в руке флягу с гасконским.

– Король получил нынче добрые вести, – продолжал он, вернувшись. – Я не видел его таким веселым с той самой ночи, когда мы сломили французов и он надел свое жемчужное ожерелье на шею Рибомона. Посмотрите, как он смеется! И Принц тоже. От этого смеха кое-кому придется несладко, или я очень ошибаюсь. Живо! У сэра Джона пустая тарелка.

Теперь настала очередь Найджела бежать со своего места; но всякий раз в перерыве он возвращался в уголок, откуда ему был виден весь зал и где он мог слушать старшего оруженосца. Делвз был невысокий, крепко сложенный человек, перешагнувший за средний возраст, с обветренным, испещренным многочисленными шрамами лицом и грубоватыми манерами, которые говорили о том, что в походной палатке ему куда лучше и привычнее, чем в зале. Но за десять лет службы он многому научился, и Найджел жадно ловил каждое его слово.

– Да, добрые вести, – продолжал тот. – Смотрите, он шепнул об этом Чандосу и Мэнни. А теперь Мэнни передает их сэру Реджиналду Кобему, а тот Роберту Ноулзу, и все улыбаются как черт над монахом.

– А кто из них Роберт Ноулз? – живо поинтересовался Найджел. – Я много слышал о нем и его подвигах.

– Вон тот высокий, суровый человек в желтых шелках. У него нет бороды, а губа рассечена. Он немного старше вас, отец у него сапожник в Честере, а он уже получил золотые шпоры. Смотрите, как он сует руку в блюдо и вытаскивает куски мяса. Он привык есть из походного котелка, а не с серебряных блюд. А вон тот чернобородый здоровяк – это сэр Бартоломью Бергхеш, у него брат – приор в Болье. Живо, живо! Подают кабанью голову, надо очистить тарелки.

В те времена манеры наших предков за трапезой были, на взгляд современного человека, странным смешением утонченной роскоши и грубости. Вилок тогда еще не знали, их заменяли большой, указательный и средний палец левой руки. Брать пищу другими пальцами было дурным тоном. На устланном камышом полу, рыча друг на друга и время от времени вступая в драку из-за костей, которые им бросали сидящие за столом, лежало множество собак. Обычно тарелкой служили куски грубого хлеба, но на высоком столе короля ели с серебряных тарелок; с каждой переменой оруженосцы должны были их обтирать. С другой стороны, столовое белье было очень дорогим, а блюда, которые подавались с таким шиком и величественным церемониалом, что мы и представить себе не можем, были необычайно разнообразны, и каждое являло собой чудо кулинарного искусства, незнакомого современным банкетам. Кроме мяса всех наших домашних животных и дичи стол разнообразили и такие удивительные деликатесы, как блюдо из ежа, дрофы, дельфина, белки, выпи и журавля.