Александр Дюма - Капитан Ришар

— Да, — сказал Фриц, поднимаясь с колен и сжимая голову руками, — да, не покидать вашего отца, это правда.

И, сделав несколько шагов по комнате, он упал в кресло возле окна.

Девушка в свою очередь поднялась и встала перед ним на колени.

— Полноте, — сказала она, — будьте благоразумны, Фриц! Вы же знаете наше положение, хорошо знаете, как беден мой отец; матушка, умирая, оставила его с почти грудным ребенком на руках, и я заменила мать во всех домашних делах и в заботах о Лизхен…

— Знаю, Маргарита, что вы ангел, ничего нового об этом вы мне не скажете.

— Однако мне показалось, что вы забыли об этом, Фридрих, предлагая нам пожениться и убежать, бросив моего отца.

— Но если ваш отец согласится?..

— О, эгоистичное сердце! — воскликнула девушка. — Конечно, он согласится, потому что на одну чашу весов он положит мое счастье, а на другую свое одиночество и предпочтет жить один, лишь бы его дочь была счастлива!

— Он будет не один, Маргарита, с ним останется маленькая Лизхен.

— А чем сможет помочь ему восьмилетняя девочка? Она лишь сделает его жизнь совсем невозможной. Церковный приход дает ему четыреста талеров, и благодаря моей экономии этой суммы достаточно, чтобы удовлетворить потребности нас троих, но когда вместо меня сюда придет другая женщина, хватит ли этой суммы на двоих?

— У моих родителей есть состояние, Маргарита; они пожертвуют некоторую сумму, и ваш отец не будет ни в чем нуждаться.

— Кроме как в дочери, неблагодарный! Кроме как в дочери, которую вы собираетесь от него увести! О Штапс! Однажды весенним вечером, войдя в этот дом, вы приветствовали его обитателей и все, что в нем было — мебель и даже его стены, — дружественными словами «Да хранит Бог эти чистые сердца и скромный их достаток!». Значит, вы хотели сказать: «Господин Штиллер, вы принимаете у себя того человека, который заставит вашу дочь Маргариту полюбить себя и, будучи любим ею, в благодарность за ваш отеческий прием, за ваше сердечное гостеприимство сделает все возможное, чтобы увести вашу дочь под тем предлогом, что он может жить счастливо только в стране, где имя Наполеона неизвестно»?

— О Маргарита, Маргарита, но я могу быть счастлив только при этом условии, клянусь вам!.. И еще, — прошептал он еле слышно, — могу ли я быть счастлив, нарушив самые священные клятвы!

То ли Маргарита не услышала вторую часть фразы, произнесенную молодым человеком тихо и невнятно, то ли, услышав, не поняла ее смысла, но она ответила только на первую часть.

— Вы можете быть счастливы только в стране, где имя ужасного императора еще неизвестно, говорите вы? Но где эта страна? В какой точке света она расположена? У вас, несомненно, есть способ, мой безрассудный, бедный друг, добраться до одной из звезд, что светит нам сверху. А потом, кто вам сказал, что жители этой планеты не интересуются тем, что происходит в нашем мире?

— Вы правы, — ответил Фридрих, пытаясь улыбнуться, — я просто сумасшедший!

— Нет, Фриц, — проговорила Маргарита с глубокой грустью, — нет, вы не сумасшедший. Я скажу вам, кто вы…

— Маргарита…

— Вы заговорщик, Фриц.

— Нельзя называть заговорщиком того, кто хочет освободить свою страну! — воскликнул молодой человек.

И в его глазах сверкнули молнии.

— Заговорщиком, мой друг, называют любого, кто входит в тайное общество, в подпольную организацию. Ну-ка, посмотрите мне в глаза и посмейте сказать, что вы не принадлежите к Буршеншафту [1] Объединение студентов всех немецких университетов во всеобщее товарищество. (Примеч. автора.) !

— Зачем я буду отрицать? Разве все, что идет от преданных сердец в Германии, не должно быть с нами?

— Скажите откровенно, Фридрих, эта песня майора Шилля, которую вы только что услышали и которая заставила вас вздрогнуть, подняться и подойти к окну, не сигнал ли это?..

— Маргарита, — ответил Фриц, — вы видите, как я вас люблю, и знаете, что эта любовь к вам может заставить меня совершить постыдные вещи; да, я принадлежу к Тугендбунду; да, я один из Wissende [2] Знающие; посвященные в тайну. Термин восходит ко временам суда святой Феме. (Примеч. автора.) ; да, эта песня — сигнал; да, — хоть вы этого и не сказали, — антихрист в восьми льё от нас; и все же, если бы вы мне предложили: «Фридрих, уедем и будем счастливы, будем жить друг для друга», — я забыл бы моих друзей и мои клятвы; забыл бы Германию и уехал бы с вами, Маргарита, даже если мое имя было бы пригвождено к позорному столбу! Осмельтесь теперь сказать, что я не люблю вас.

— Ну что же, я в свою очередь, Фридрих, докажу вам сейчас, люблю ли я вас. Почему вы не возьмете ружье? Почему вы не встанете в ряды защитников Германии? Почему не сражаетесь во имя вашей страны? Да, конечно, вы будете рисковать вашей жизнью, но ведь любой настоящий немец обязан своей жизнью Германии.

— Я об этом думал, Маргарита, но этот человек заколдован, как старинные рыцари из наших легенд, он проходит сквозь огонь, пули, ядра — и огонь затухает, пули отклоняются, ядра меняют направление!

— Да, но сталь более надежна, не правда ли?

— Маргарита…

— Фриц, вот мой отец, прошу тебя, скрой от него, что ты не смог скрыть от меня: иначе он тебя проклянет и выгонит!

— Что, он такой плохой немец или такой хороший француз? — спросил Фриц с горькой улыбкой.

— Он не немец и не француз, Штапс, он христианин! Он оплакивает то, что суверены называют славными войнами, а он называет жестокими бойнями. Его доброе сердце мечтает о невозможном: видеть всех людей любящими друг друга, а не исполненными ненависти.

Тем временем маленькая Лизхен, бросив куклу и игрушки, побежала навстречу пастору Штиллеру, а Маргарита снова принялась за свое вышивание; на него упали еще две слезинки, и она даже не попыталась их скрыть.

Пастор возвращался глубоко опечаленный, почти подавленный. Он поцеловал обеих дочерей и протянул руку Фридриху.

— Ну, что, — спросил Штапс, — какие новости?

— Идите, послушайте, — сказал пастор.

Все прислушались и услышали австрийские трубы, играющие «Марш Лютцова».

— Ах! — радостно воскликнул Фридрих. — Вот они, наконец, мстители!

И он бросился вон из дома, чтобы одним из первых салютовать солдатам, которых эрцгерцог Карл называл спасителями Германии.

Это был корпус австрийского генерала Тьерри, прибывшего занять позиции в Арнхофене.

И сразу же на регенсбургскую дорогу были отправлены разведчики.

Вскоре они донесли, что Наполеон в то же утро прибыл в Донаувёрт.

Трудно сказать, какое впечатление произвела на австрийских солдат эта новость, но то, что она разбудила особую ненависть у студентов различных университетов, было несомненно. По непонятным причинам в течение некоторого времени они назначали свидания в городке Абенсберг.