Андрей Орлов - Харбинский экспресс

— Шутить изволите. Понятно-с. С чего ж это вы взяли, будто я не купец?

— У купца на первейшем месте — всегда дело. Купец и двух минут не усидит, чтоб на дело разговор не свернуть. Где, что и почем. Потому и мыслями он весь — там. Я хорошо эту братию знаю. А вы, Клавдий Симеонович, вторые сутки толкуете о чем угодно, только не о делах. Не похвастались ни разу, сколько капитала взяли. Не посетовали на потери — а в наше время какой купец без потерь? Одно и есть у вас купеческого — борода, да и та скорее подстрижена на чиновный манер. Кстати, теперь многие купцы бороды вовсе бреют, так что на будущее есть смысл отказаться от этого предмета, совсем вашу личность не украшающего.

Сопов встал. Улыбнулся. Улыбка вышла кривою.

— И кто ж я в таком случае по-вашему?

Ртищев ненадолго задумался.

— Вернее всего, жандарм, — сказал он. — В невысоких чинах; думаю даже, занятие это потомственное. Однако служба богатства вам не доставила. Семьи нет, никто вас не ждет. Жизнь повидали и знаете, но и она вас потрепала изрядно. Да и выбросила в итоге в Харбин. Вы, должно быть, поначалу Бога благодарили, что из Совдепии сподобил живым-то уйти. Но в средствах стеснены оказались, а последнее время — особенно. Пришлось постоялые дворы менять один за другим. Съезжали, вселялись, с каждым разом — все плоше и плоше. И пошла жизнь под гору. На службу сейчас можно попасть только по огромной протекции. Кроме того, сдается мне, что вы не очень-то рветесь на службу. И что остается? Завести свое дело? Так изначальный капитал требуется. А где ж его взять? То-то. — Генерал посмотрел в глаза Клавдию Симеоновичу. — А уж не вы ли, голубчик, резню-то устроили? Чтоб разом дела поправить?

Сопов одернул на себе сюртук. Потом шутовски поклонился:

— Да-с, ваше превосходительство. Это я и есть, истинный душегубец.

Получилось естественно. Клавдий Симеонович такое умел. За двадцать лет, слава Богу, приобрел опыт. Но генерал-то каков! Знакомы всего ничего, а так нарисовал, будто лично послужной список подписывал.

А вдруг и подписывал? Ох, непонятный господин, этот генерал Ртищев. Сейчас бы в картотеку департамента обратиться, там бы прояснили… Да только где теперь та картотека? Ах, как бы она пригодилась… Впрочем, нет. Теперь та картотека и есть самая большая опасность. Потому что обозначены в ней данные не только на поднадзорных, а и на самих надзирателей. Значит, Клавдий Симеонович Сопов, титулярный советник, числящийся по министерству внутренних дел, тоже там фигурирует. Просим любить и жаловать! По нынешним временам — приговор. Так что ну ее, картотеку.

— Бросьте юродствовать. Вам не к лицу, — поморщился генерал. — Я пошутил. Никакой вы, разумеется, не поджигатель.

Сопов вздохнул — вроде как облегченно.

— Истинно так! Вы меня напугали. Я уж подумал: скажет их превосходительство полицейским чинам, так потом не отвертишься. Вымотают все душу, канальи. Опять же из Харбина турнут. Тогда какая торговля…

Ртищев засмеялся. Смех был обидный.

— Это вы мои слова насчет купеческого сословия проверяете? Нет, сударь, тут я серьезно.

— Ну, как знаете, — Сопов вздохнул. — А только напрасно вы меня обижаете.

— Да будет. Впрочем, хотите представляться купцом — ваше дело. Меня не касается. Доносить не намерен. Не до полиции мне теперь. Тут дела поважнее. Выбраться б подобру-поздорову.

Сопов только руками развел. Ах, какой все-таки непонятный этот господин Ртищев!

А если задуматься…

Штука в том, что сей генерал и в самом деле на удивление верным образом обрисовал прошлое Клавдия Симеоновича. Даже семейственность угадал.

Тут, пожалуй, требуется некоторое отступление.

Происходил род Соповых из Тверской губернии. Отец Клавдия Симеоновича был железнодорожным жандармом и служил в управлении Николаевской дороги. В Максатихе он имел дом — первый на все село, — куда семья перебиралась летом. А после и вовсе стали там жить безвылазно; однако отец бывал лишь наездами.

Однажды маленький Клавик услышал незнакомое слово «нигилист». Произносили его всегда шепотом и с оглядкой. От старших Клавик узнал, что отец как раз и борется с этими самыми нигилистами. И когда всех переловит, тогда и начнется спокойная жизнь. Клавик не знал, кто такие нигилисты. Спрашивал у братьев, да только и те знали немного. В представлении Клавика нигилисты были противными людьми, длинными, похожими на глисту. И какими-то скользкими. Ходили в поддевках и в картузах, брюки в сапоги заправляли, а в карманах носили большие черные револьверы. Этих револьверов Клавик в своих мыслях очень страшился.

Время шло, а «нигилисты» не переводились. Отец по-прежнему бывал редко. Это было нехорошо.

Весной восемьдесят первого [7] 1 марта 1881 года террористами был убит император Александр II. стало совсем худо.

Отца теперь они почти совсем не видали. А как-то в сентябре, когда полетели листья с берез, остановилась возле их дома пролетка. Верх по случаю ненастья был поднят. Клавик выглянул в окошко, увидел и сразу понял: казенная. Из пролетки наземь соскочил незнакомый жандармский поручик. Придерживая левой рукой шашку, он взбежал на крыльцо, постучал. Потом толкнул дверь и вошел.

В глубине дома вскрикнула мать. Раздался стеклянный звон.

…Хоронили отца с воинскими почестями. Клавик в иной раз во все глаза бы смотрел — но не теперь. Да и век-то было не разлепить: распухли от слез. После сороковин мать велела Клавику собираться. Старшие братья оставались в Максатихе — помогать по хозяйству, которое, слава Богу, было немаленьким, способным и семью прокормить. А Клавика отослала в Чернигов. Там брат ее, служивший земским начальником, брался устроить протекцию в Дворянский пансион-приют, на казенный кошт. Этот пансион и стал осью, вокруг которой повернулась невидимая стрела, указующая направление жизненного пути Клавдия Симеоновича.

По окончании пансиона (а, соответственно, пройдя полный курс классической гимназии), стараниями все того же дяди, к тому времени сделавшего карьеру, Сопов-младший начал службу в Департаменте полиции.

Очень скоро выяснилось, что к полицейскому делу у него настоящий талант. Совсем как к плаванию, только куда полезней. Правда, этот талант имел довольно узкую направленность: Клавдий Симеонович был прирожденным специалистом наружного наблюдения. Иными словами, филером. Причем филером блистательным.

Впрочем, были и минусы: кое-кто из бывших пансионеров, узнав о полицейской карьере Сопова (не о службе в филерах — это была строжайшая тайна!), знакомство вдруг прекращал. Однако это вовсе не заботило Клавдия Симеоновича. Он свое дело любил, и работалось ему хорошо. Давно уже он не представлял «нигилистов» глистами-пиявками — на деле эти господа были куда страшней и опасней. Но Сопов знал, как дать им укорот.