Амеде Ашар - В огонь и в воду

— Нашел дурака!

— Глупо, мой бедный Югэ, непроходимо глупо! Графине уж просто надоели все эти ослепления, ведь она давно знает, что она — светило. Все придворные поэты клянутся ей в этом великолепными рифмами и тысячи просителей давно уж это доказали ей окончательно. Знаешь ли, что она говорила мне сегодня утром?

— Тебе?

— Мне, Брискетта.

— Вот забавно!

— Слушай прежде, а удивляться будешь после. Ах, моя милая, говорила она мне, какая скука! Какой-то кузен из Арманьяка хочет представить мне своего друга, провинциала… Что тут делать?

— А ты что отвечала?

— Надо прогнать его, графиня, и немедленно. Провинциал! У вас и без того их довольно. А потом я прибавила равнодушным тоном: а как его зовут, этого провинциала, которым вас хотят наградить, графиня?

— Граф де Монтестрюк, кажется, — отвечала она.

— Ах, графиня! — вскричала я, сложив руки. — Избави вас Бог когда-нибудь принимать его! Совсем нехороший человек — влюбленный, который только и делает, что вздыхает и сочиняет сонеты для своей красавицы. Рыцарь Круглого стола, герой верности!

— Что ты говоришь, Брискетта? — вскричала она.

— Истину, графиня, святую истину. Хоть бы все принцессы осаждали его своими сладкими улыбками, он на все будет отвечать одними дерзостями. Да и не знаю, заметит ли он вообще эти улыбки?

— Значит, просто — сам Амадис Гальский?

— Почти что так. Он никогда не обманет ту, которую любит, он сочтет за измену обратиться с самой невинной любезностью к другой женщине.

— А известно, кого он любит? — спросила она с легким оттенком неудовольствия.

— Никто и не подозревает… Глубочайшая тайна! Герцогини де Креки, де Сент-Альбан, де Шон… и сколько ещё других пробовали отвлечь его от его божества. Все напрасно, все их усилия пропали даром!

— Бог знает, что ты выдумываешь, Брискетта, — сказал Югэ.

— Подожди! Ты увидишь, что наши знатные дамы не так глупы. Как только я кончила эту тираду, графиня де Суассон нагнулась к зеркалу…

— После твоих рассказов мне почти хочется узнать его. Человек, так искренно влюбленный и сохраняющий такую фантастическую верность той, которую любит — ведь это большая редкость. Я, пожалуй, приму этого оригинала.

— А я именно на это и рассчитывала, Югэ… Разве когда-нибудь женщина могла устоять против любопытства, да ещё когда есть угроза её самолюбию!

— А когда, ты думаешь, прекрасная графиня даст мне аудиенцию? спросил Югэ, не удержавшись от смеха.

— Наверно скоро. Завтра, а, может быть, и сегодня же вечером.

— Ты думаешь?

— Она попалась на удочку, говорю я тебе. Пропади я пропадом, если её не мучает нетерпение испытать силу своих прелестей перед твоей неприступностью!

Брискетта отодвинула свое хорошенькое личико на вершок от лица Югэ.

— Сознайся сам, — продолжала она, — что для такой неопытной девушки я, право, недурно вела твои дела.

— Сознаюсь охотно.

— Но теперь не выдай же меня, ради Бога! Постарайся получше разыграть роль влюбленного.

— Это будет мне легко, — возразил Югэ с глубоким вздохом, — потому что ничто не заставит меня забыть ту, чей образ наполняет мое сердце.

— Что такое?

— Я говорю, что мне достаточно говорить просто и непринужденно, чтобы оставаться верным своей роли. Да! Твои рекомендации очень облегчат мне эту роль!

— Ты влюблен… искренно?

— Увы! Да.

— А! Изменник! И ты ничего не говорил об этом?

— Но судя по тому, как ты об этом говорила, я думал ты и сама знаешь.

— А кого это, позвольте узнать, вы так пламенно обожаете?

— Графиня де Монлюсон.

— Крестницу короля! Черт возьми! Граф де Монтестрюк вы высоко целите!

— Я только послушался твоего совета, Брискетта.

— В самом деле так, — продолжала она, рассмеявшись. Прости мне минуту неудовольствия при вести, что у тебя в сердце уже не я! Но теперь, когда её сиятельство обергофмейстерина королевы в таком именно расположении духа, в какое мне хотелось привести её, смотри — не поддавайся, ради Бога, стой крепко!

— Против чего?

— Как! Так молод еще, а при дворе! Но, дружок, ведь ты запретный плод для Олимпии! Понимаешь? Что ты такое в эту минуту, как не яблоко о двух ногах и без перьев. Зазевайся только — и тебя съедят живым.

— Ты меня пугаешь. И для этого ты так проворно взялась провести меня в рай?

— Иди теперь, и да руководит тобой сам дьявол!

Брискетта хотела уйти, Югэ удержал её и спросил:

— Ты забыла мне сказать, что ты здесь делаешь и чем ты считаешься при графине де Суассон?

Брискетта встала и отвечала важным тоном:

— Я состою при особе её сиятельства. Ты имеешь честь видеть перед собой её первую горничную, её доверенную горничную. — И, присевши низко, продолжала: — к вашим услугам, граф!

Все устроилось, как говорила Брискетта.

Она передала Югэ записку, в которой его извещали, что он будет принят в тот же вечер на игре у королевы, где он будет иметь честь представиться обергофмейстерине её величества. Маркиз де Сент-Эллис должен был только позвать его. Остальное пойдет само собой.

В назначанный час Монтестрюк явился на прием у королевы. Сперва он преклонился по всем правилам придворного этикета перед её королевским величеством, а вслед за тем Сент-Эллис подвел его к обергофмейстерине.

— Граф де Шарполь желает иметь честь быть вам представленным, графиня, — сказал он.

Графиня де Суассон подняла глаза, между тем как Югэ кланялся ей. На её лице отразилось удивление. На минуту она смешалась, но потом овладела собой и сказала ему:

— Очень рада вашему появлению при дворе и надеюсь, что вы встретите здесь достойный прием.

— Я уже встретил его, потому что графиня де Суассон так снисходительно дозволила мне иметь честь быть быть ей представленным.

— Это он! — подумала она… — А? Грубиян, однако ничего не теряет при свете! Важный вид, прекрасные манеры и приятное лицо…

Сначала Олимпия не обратила на него, казалось, особенного внимания, но Югэ скоро заметил, что она довольно часто бросает взор в его сторону.

Скоро за этими взглядами последовала приветливая улыбка.

— Держись! — сказал он себе, вспомнив советы Брискетты. — У этой графини лицо так и дышит умом и хитростью!

Утвердившись в своем решении, Югэ притворился равнодушием, принялся бродить взад и вперед и прятаться по темным углам, как человек, поглощенный одной мыслью. Раза два или три Олимпия постукивала от досады веером по ручке кресла. Он делал вид, что ничего не замечает.

Вдруг появилась Орфиза де Монлюсон. В одну минуту все было забыто. Югэ подошел к ней так поспешно, что графиня де Суассон не могла не заметить. Орфиза с ним — и для него больше ничего не существовало! Его отвлекло только появление принцессы Мамьяни, к которой он пошел навстречу. Она указала ему на пустой стул возле себя.