Амеде Ашар - В огонь и в воду

Но вот послышался конский топот. Это Франц, одной рукой держась за седло, другой вел за собой лошадь с запыхавшимся священником, считавшим себя уже погибшим. Франц подвел его к графу и, произнеся:

— Вот и священник — упал, встрепенулся и испустил дух.

— Первый, произнес Джузеппе и перекрестился.

Священник подошел к графу.

— Слушаю вас, сын мой, сказал он, склонившись над графом.

Граф все же собрал все силы и сел.

— Святой отец! Я делал мало добра, много зла и часто, но никогда не шел против чести. Я умираю, надеюсь, добрым католиком: ведь я избавил мир от гнуснейшего мерзавца.

— Знаю, — ответил священник.

— Вы думаете, это зачтется мне на небесах?

Священник пожал плечами и спросил:

— Но раскаиваетесь ли вы в своих грехах?

— Горько раскаиваюсь.

И граф поцеловал поднесенное ему распятие. Священник перекрестил его лоб, уже покрывшийся испариной, затем произнес:

— Мир вам.

— Аминь, — закончил Джузеппе.

Затем черный человечек по просьбе графа дал ему перо, чернильницу и бумагу, которые были у него с собой в кожаном футляре, сказав при этом:

— Не пишите слишком долго, сударь

— Благодарю, — ответил граф, — мне понятно.

Джузеппе приподнял графа. Тот написал три строчки, подписался, сложил бумагу вчетверо. Черный человечек приложил горячий воск к ней, а граф прижал к нему свой большой золотой перстень с гербом Монтестрюков.

Затем он взял ещё лист бумаги и написал на нем:

«Графиня, я умираю христианином, хотя и жил недостойно. Простите мне все, что я сделал плохого. Вверяю Вам сына.»

Затем он обратился к Джузеппе:

— Оба письма отдай моей жене, а перстень — сыну.

Затем он закрыл глаза и сложил руки. Джузеппе положил рядом с ним обнаженную шпагу. Все молча стояли рядом.

Вдруг граф открыл глаза, взглянул на Джузеппе и уверенно произнес:

— До встречи.

По его телу пробежала дрожь, и он застыл в неподвижности.

— Прими, Господи, душу его, — произнес священник.

Джузеппе, произнеся: «второй», обернул тело графа в плащ.

Его уложили на носилки и к замку Монтестрюк направилась печальная процессия во главе с ехавшим верхом Джузеппе. Временами его охватывала слабость, но он упрямо бормотал:

Все равно доеду.

К вечеру процессия достигла ворот замка. Но если бы Джузеппе свернул в объезд замка, он заметил бы в окне башни две обнявшиеся тени. Это графиня держала в объятиях Колиньи, не в силах с ним расстаться.

— Я вернусь, Луиза, — шептал он.

Она качала головой, и по щекам у неё катились слезы.

— Я чувствую, — говорила она, — что никогда больше не увижу вас. Ведь Арманьяк так далеко от Парижа…

Обняв его в последний раз, она прошептала:

— Прощай.

И указала на окно, из которого свисала вниз веревка. Граф Колиньи подошел и взялся за нее.

Вдруг донесся грохот опустившегося подъемного моста.

— Нет, нет, — прошептала она, — не сейчас, только не сейчас!

Наконец, переправа по мосту закончилась. Вновь завизжали цепи теперь уже поднимаемого моста.

— Боже! — прошептала графиня, — это может быть граф де Монтестрюк! Ступайте!

Граф быстро спустился вниз и скрылся в лесу. Графиня подняла веревку и спрятала её в сундук. Но едва она это сделала, как раздался стук в дверь.

Кровь бросилась ей в лицо. — Кто там? — спросила она.

— Это я, Джузеппе. У меня к вам поручение от моего господина.

Графиня открыла дверь. За ней стоял изможденный Джузеппе. Он вручил ей оба письма и перстень для сына.

Графиня с ужасом смотрела на него. — Но где же сам граф? — со страхом предчувствия спросила она.

— Он со мной. Извольте взглянуть.

Джузеппе отодвинул портьеру в глубине комнаты, примыкавшей к комнате графини. Там стояли носилки с телом графа. Четыре свечи освещали его.

— Умер?! — вскрикнула Луиза.

— Со шпагой в руке, как солдат. Последние его мысли были о вас, госпожа.

И Джузеппе вкратце сообщил ей все, что случилось с графом после его отъезда в последний раз из замка.

— Сударыня, — произнес он в конце своего сообщения, — умирая, граф совершил благороднейший поступок — спас народ от изверга и отомстил за поругание. Несомненно, он заслужил прощение от Господа, и ему уготовано царствие небесное. Но он успел написать письма, которые я передаю вам, и получить отпущение грехов от нашей святой церкви. Каков бы он ни был в прежней жизни, вы и ваш сын могут только гордиться им, своим мужем и отцом. А я не имел в жизни большего счастья, чем служить такому господину, да упокой, Господи, душу его.

И Джузеппе торжественно перекрестился перед распятием.

Луиза упала на колени перед телом мужа, закрыв лицо руками.

— Я выполнил поручение, — шатаясь, произнес Джузеппе, — и могу уходить.

И он тяжело опустился на пол рядом с господином, закрыл глаза и отдал душу Богу.

Луиза с трудом поднялась, подошла к окну с которого спустила Колиньи, и задумалась. Затем закрыла окно.

— Вдова, и одна! — произнесла она вслух.

«Я могу написать», подумала графиня, «послать за ним верхового, вернуть его».

Она было взялась за перо, но затем положила его обратно.

«Как!», подумала она, «я предложу ему руку и вместе с ней заботу о разоренной семье? Если граф Монтестрюк искал смерти, то я, зная его дела, могу догадаться, что у него ничего не осталось. И я стану бременем для него, будучи до этого его счастьем! Ни за что! Да и кто знает? Он, может быть, ещё и откажется от меня. Нет! Я сохраню имя, которое ношу, и добьюсь, чтобы сын того, кого уже больше нет в живых, носил это имя с честью.»

Она снова взглянула в окно. Там вдалеке исчезало легкое облако пыли на дороге.

Графиня долго смотрела вслед, пока оно полностью не исчезло, затем произнесла вслух:

— Теперь придется думать только о будущем.

Она позвонила. Вошел слуга.

— Пригласите графа Югэ де Монтестрюка, — сказала она.

Через минуту вошел мальчик семи-восьми лет. Мать взяла его за руку и подвела к телу отца.

— Отец твой умер, сын мой. Мы остались одни… Помолитесь за вашего отца, граф.

Вскоре звон церковных колоколов возвестил вассалам, что их господин граф де Шарполь умер.

Последовала процедура отпевания. До её начала графиня была молодой изящной женщиной, по окончании она показалась серьезнее, решительнее и величественнее. У неё как бы начался новый этап жизни.

На другой день после похорон она велела отворить ворота и двери замка настежь и позвать всех кредиторов и ростовщиков.

— Из всего, что здесь есть, мне ничего больше не принадлежит, — сказала она. — Вы можете войти и остаться здесь, а мы с сыном уходим.

В сопровождении трех слуг, отказавшихся покинуть её, вся в черном, ведя за руку сына она спокойно и уверенно прошла по подъемному мосту и, не оглядываясь на старинные стены замка, за которыми она оставляла столько воспоминаний, пошла дорогой изгнания.