Луи Буссенар - Капитан Сорви-голова

Сопровождавший их Папаша изумился при виде такого количества этого чудовищной силы взрывчатого вещества.

— Генерал Бота прислал эти патроны для уничтожения водохранилища. Мы израсходовали тогда всего двенадцать штук. А теперь пустим в ход остальные. Объясните им, пожалуйста, Папаша, что такое динамит.

— Да тут даже малые ребята знакомы с динамитом и умеют с ним обращаться, — ответил Папаша-переводчик.

— Отлично! Пусть женщины привяжут покрепче толстым шпагатом по патрону к одному из рогов каждой коровы. Крепко и быстро. У самого основания рогов. И, главное, побыстрей. Понял? Коровы знают своих хозяек и будут спокойно стоять во время этой операции.

Папаша раскусил наконец замысел командира. Широкая, во весь рот, улыбка озарила его лицо.

В английском лагере по-прежнему царила мертвая тишина. Неприятель продвигался вперед медленно и методично, массированными частями. Артиллерия замолчала. Прекратилась и ружейная пальба. Колвилл намеревался взять Молокососов живьем и опасался, как бы шальная пуля не уложила кого-нибудь из них.

Женщины с непостижимым мужеством и такой же быстротой принялись за свою страшную работу. Коровы доверчиво позволяли производить над собой операцию, грозившую им неминуемой гибелью.

Прошло около получаса.

— Кончили наконец? — беспокоился Сорви-голова. Ночь лишила его обычного спокойствия, и время тянулось теперь для него слишком медленно.

Принесли фонари. В помещении стало светло.

— Скорей! Скорей!.. Прошло еще с четверть часа. Враг приближался. Уже ясно слышалась ритмичная поступь солдат. Доносилось даже бряцание оружия.

— Поджигайте фитили! Живей! Все сюда!.. Тащите из камина головешки!..

Мужчины и женщины бросились в столовую, схватили, горящие поленья и стали поджигать фитили.

Испуганные коровы тревожно мычали. Хозяйки успокаивали их ласковым, хорошо им знакомым тремоло и пощелкиванием языка.

Смелые женщины бесстрашно сновали с горящими головешками среди разгоравшихся с треском фитилей и бикфордовых шнуров.

А ведь достаточно было догореть одному из этих шнуров, чтобы все погибли.

По просьбе Папаши старая мать семейства открыла загон.

А Молокососы и двоюродные сестры Поля привязывали в это время к хвостам попадавшихся им под руку коров ветки с дерева «подожди немного»: при первом же ударе хвостом колючки, впившись в тело животных, приведут их в бешенство и погонят неистовым галопом.

Англичане подошли уже совсем близко к ферме и сомкнули ряды. Передовые цепи передвигались ползком, все еще не решаясь подняться в атаку. Тишина, прерываемая лишь мычанием коров, пугала их гораздо больше ружейного огня.

— Forward! — раздался вдруг в темноте голос, пронзительный, как звук рожка. Это сигнал к атаке.

— Гоните стадо в пролом! — скомандовал Сорви-голова.

Если коровы направятся в брешь, английское войско будет истреблено. Если же они заупрямятся и бешенство, которое уже начинает овладевать ими, погонит их по территории фермы, — все здесь будет уничтожено: строения, люди, стадо.

Взорвется сорок фунтов динамита!

Где это произойдет?

Невыразимая тревога охватила людей…

Раздраженные колючками, напуганные горящими фитилями, которые потрескивали у них возле самых ушей и, как светляки, сверкали перед глазами, коровы сначала отказывались идти вперед.

Несколько животных бросилось врассыпную по двору фермы, грозя увлечь за собой все стадо.

Сорви-голова содрогнулся. Его тело, лицо, руки мгновенно покрылись ледяным потом, появилось противное ощущение прилипшей одежды.

Еще несколько секунд — и все здесь будет взорвано, уничтожено, стерто с лица земли.

— Да, — с грустью прошептал Сорви-голова, — я оказался слишком самонадеянным… Все пропало!

Но так ли это?

В ответ на только что прозвучавшую команду англичанина раздался звонкий и суровый голос, покрывший и бряцание оружия, и топот людей, ринувшихся на приступ, и мычание стада.

То был голос женщины;

— За мной, дочки! За мной!..

И старая мать, сохранившая, несмотря на преклонный возраст, свою подвижность, с фонарем в руке бросилась к пролому.

Она появилась в бреши с развевающимися по ветру волосами, трагически прекрасная, и еще раз повторила призыв.

— Спасем мужчин! — кричала бесстрашная женщина. — Спасем защитников нашего Отечества!

Ее дочери без колебаний прибежали к ней, хотя отлично понимали, что идут на верную смерть.

С тылу на женщин вихрем надвигались англичане, бросившиеся в штыковую атаку.

Впереди металось и ревело обезумевшее стадо.

— Forward!.. Forward!!.. — кричали офицеры.

Старая мать созывала коров привычным для них ласковым тремоло. Дочери помогали ей, всячески стараясь их успокоить.

Ошалевшие коровы узнали наконец своих хозяек, стали прислушиваться и пошли на их голоса. Они сгрудились у пролома, и вдруг, снова обезумев от необычной обстановки, ринулись на англичан в тот самый миг, когда последние вбегали во двор фермы.

Героические женщины очутились между англичанами и стадом. С одной стороны на них неотвратимо надвигалась щетина штыков, с другой — наваливалась живая лавина из сотен острых коровьих рогов…

Крик сострадания и ужаса вырвался из уст Жана Грандье и его товарищей, которые теперь только разгадали отважный замысел этих мужественных бурских патриоток.

— Нет, нет!.. Только не это!.. — срывающимся от слез голосом крикнул Сорви-голова.

— Спасем защитников нашего Отечества, да здравствует свобода! — еще раз отчетливо и громко прозвучал голос матери.

— Да здравствует свобода! — звонким эхом откликнулись голоса дочерей.

То был последний их крик. Ошалев от уколов привязанных к хвостам колючек, коровы ринулись в поле через брешь. Несчастные женщины были повалены и растоптаны стадом, которое вихрем промчалось по ним и с разбегу налетело на англичан, опрокинув первые ряды солдат ее величества. Стадо неслось огромной неудержимой лавиной. Коровы обдирали себе бока об острые углы пролома, ревели от бешенства и боли и разбегались во все стороны по полю.

А вслед за ними прорвались и Молокососы, мгновенно вскочившие в седла. Героическое самопожертвование женщин не пропало даром. Оно обеспечило мужчинам время, необходимое для того, чтобы проскочить через линии англичан, среди которых набег стада произвел опустошение, ничуть не меньшее, чем то, какое мог бы причинить ураганный артиллерийский огонь.