Робин Янг - Отважное сердце

К нему подошел Хэмфри.

— Добро пожаловать, — сказал он и раскрыл Роберту объятия. Роберт заколебался, не желая разрушать торжественное очарование момента, но потом понял, что все-таки должен задать вопрос, не дававший ему покоя.

— Все ли были согласны принять меня? — Он знал достаточно, чтобы не сомневаться в том, что и Эймер де Валанс также входил в орден.

— Остальным скажут обо всем позже. — Похоже, Хэмфри догадался, что он имеет в виду. — Но они все равно не смогут отвергнуть тебя. Сам король дал разрешение.

— Король Эдуард знает обо всем?

— Я разговаривал с сэром Джоном де Варенном, и он лично обращался к королю с прошением принять тебя в наши ряды.

Роберт кивнул, втайне довольный тем, что ему удалось произвести хорошее впечатление на короля, несмотря на очевидную оплошность во время марша.

К ним подошел Ральф Монтермер, держа в руках два кубка с вином, которые он и протянул друзьям.

Роберт взял свой.

— Если корона короля Артура — только одна из реликвий, то каковы же остальные три?

— Еще одной считается Меч милосердия, [45] Меч милосердия — меч со срезанным острием, который несут перед королем Великобритании во время коронации как эмблему милосердия. — пояснил Ральф, прежде чем Хэмфри успел открыть рот, чтобы ответить. — Клинок некогда выковал сам святой Эдуард Исповедник, [46] Эдуард Исповедник (ок. 1003–1066) — предпоследний англо-саксонский король Англии (с 1042 г.). Уделял большое внимание пропаганде христианских добродетелей и аскетизму, за что был позднее канонизирован и в настоящее время почитается как святой римско-католической церкви. но его происхождение покрыто мраком и оставалось неизвестным, пока не было найдено пророчество. Король хранит его в Вестминстере.

— А жезл? Трон? Они тоже у него уже есть?

— Еще нет, — отозвался Хэмфри, поднимая свой кубок. — А теперь давай выпьем, брат!

Роберт поднес кубок к губам и сделал большой глоток, ощущая на себе пристальный взгляд Хэмфри.

— Где ты был вчера ночью?

Роберт обернулся, заслышав обращенный к нему вопрос. Его брат Эдвард, сложив руки на коленях, присел на корточки у стены в оружейной комнате, которая выходила во внутренний двор крепости. В воздухе стоял резкий скрежет — это Нес перекатывал кольчугу Роберта в бочке с песком, чтобы удалить ржавчину с металла. Здесь были и другие люди, они чинили кольчуги и точили мечи. По двору гулял порывистый холодный ветер, швыряя им в лицо горсти песка. Перед самым Рождеством этот ветер принес к ним и первый снег, но он быстро растаял. Правда, свинцовые тучи, ползущие низко по небу, вновь грозили пролиться дождем со снегом.

— Вчера ночью? — Роберт отвел глаза. — Я был с Хэмфри.

— В последние дни я тебя почти не вижу. Чем ты занят?

Роберт небрежно отмахнулся от расспросов брата.

— Упражняюсь.

Это не было откровенной ложью. За те десять дней, что прошли после прибытия королевской армии в Конви, делать было решительно нечего, и оставалось только ждать, пока разведывательные отряды, рассылаемые в разные стороны, добудут хоть какие-нибудь сведения о местоположении противника. Пока что, за исключением нападения в лесу, повстанцы не подавали признаков жизни, и рыцарям попадались лишь редкие крестьяне, работающие в поле. Вокруг царила почти сверхъестественная тишина и покой. Вот почему постоянные упражнения не давали людям сойти с ума от скуки. Но они были не единственной причиной отсутствия Роберта.

Эдвард поднялся на ноги, и лицо его посуровело. Скрип бочки с песком не заглушил его слов, произнесенных негромко, но отчетливо:

— Я видел твой новый щит, братишка.

Роберт испытал некоторое облегчение, поняв, что Эдвард узнал не самый главный его секрет. Однако к облегчению примешивалось и чувство вины. Хэмфри сумел убедить его в том, что пророчества должны оставаться внутренним делом ордена, но добавил, что Роберт вправе именовать себя Рыцарем Дракона и открыто носить полученный щит как на войне, так и на турнирах. Тем не менее, Роберт постарался особо не афишировать свое посвящение. Ему не хотелось рассказывать Эдварду о случившемся. В глубине души он подозревал, что брат не одобрит клятву, которую он дал перед лицом молодых английских рыцарей. И потому постарался скрыть вину под маской гнева.

— Ты рылся в моих вещах? Кто дал тебе на это право?

— Я был в твоей комнате и случайно увидел его.

— Он лежал под кроватью, завернутый в мешковину. — Заметив, что Нес с недоумением поглядывает на них, Роберт отошел в сторонку, жестом пригласив брата последовать за собой. Когда они оказались достаточно далеко, чтобы оруженосец не мог их услышать, он повернулся к брату. — Не лезь в мои дела, которые тебя не касаются.

Эдвард сердито поджал губы.

— Я — один из твоих людей. Разве в твои обязанности не входит просветить меня насчет твоих планов в этой кампании?

— Как один из моих людей, ты обязан повиноваться мне, не задавая глупых вопросов, — отрезал Роберт, — как и любой другой оруженосец. — Он отвел глаза, не в силах вынести обиду на лице брата. — Я хочу сказать…

— Мне совершенно ясно, что ты хотел сказать, — перебил его Эдвард. — Я что, отныне недостоин твоего внимания? Или ниже тебя по положению? Может быть, это оттого, что я — не рыцарь, как твои новые сотоварищи?

Роберт вздохнул. Он понимал, что рано или поздно, но выяснение отношений должно было состояться.

Впервые он заметил перемены, произошедшие с братом, после своего посвящения в рыцари. Путешествуя по Англии, они стали ближе друг к другу, чему немало способствовала чужая земля и обычаи, и отчуждение, которое он испытывал со стороны Эдварда, похоже, уменьшилось. Но за лето, проведенное в Лондоне, когда его дружба с Хэмфри окрепла, исчезнувшая было холодность вновь стала очевидной. Роберт даже спрашивал себя, а не она ли была причиной того, что Эдвард стал поистине неуправляемым: он прекословил рыцарям, словно полагал себя ровней им, позволял себе пренебрежительно отзываться о некоторых баронах, задирался с первыми встречными, будь то за праздничным столом или на турнире. Впрочем, в чем бы ни заключалась причина, Роберт обнаружил, что поведение брата раздражает его все сильнее и ему все меньше хочется делать то, чего так добивался от него Эдвард.

— Почему ты не посвятишь меня в рыцари?

Вот оно — тот самый вопрос, которого Роберт ждал и боялся.

— Я уже говорил тебе, что мы поговорим на эту тему, когда вернемся домой.

— Это было еще до войны. Мы уехали из Шотландии восемнадцать месяцев тому, и никто не знает, сколько еще продлится эта кампания. — Эдвард встал перед Робертом, заставляя его взглянуть себе в глаза. — Братишка, в следующем году мне исполнится девятнадцать.