Рафаэль Сабатини - Знамя Быка

Для мессера Панталеоне события начали принимать серьезный оборот. Он поторопился покинуть свое укрытие и неслышно пошел вслед за Марио. Дойдя до второй террасы, Панталеоне нашел свой фонарь, зажег его и рванулся назад, крича на бегу:

— Рафаэль, Рафаэль!

Он увидел, как замер фонарь, который Марио нес, а секундой позже наверху блеснул свет фонаря Рафаэля, услышавшего крик и подошедшего к краю террасы.

— Я нашел его! — кричал Панталеоне, и это была правда, поскольку он извлек шарик из кармана камзола. — Я нашел… нашел его! — с выражением нелепого восторга повторял он, словно был Колумбом, открывшим Новый Свет.

Он дошел до нижней ступеньки лестницы, ведущей наверх, и там дождался их.

— Вы нашли его? — удрученно промолвил Рафаэль.

Панталеоне покачал шарик на цепочке.

— Гляди, — сказал он и добавил: — Но за свои труды ты получишь дукат, не меньше. Это утешит тебя.

— Вы нашли его в темноте? — ворчливо спросил Марио, и Панталеоне уловил нотку подозрительности в его голосе.

— Глупости. Как можно было найти его в темноте?

Марио пристально взглянул ему в лицо.

— Очень странно, — сказал он, — что я не видел свет, когда шел сюда.

— Я был вон там, за изгородью. Она могла заслонять свет, — объяснил Панталеоне и не добавил более ни слова, зная, что тот, кто слишком оправдывается, сам обвиняет себя.

Они вместе вернулись в замок: Рафаэль, удрученный своей неудачей, Марио, молчаливо размышлявший об этой подозрительной суете, и Панталеоне, всю дорогу рассказывавший о смертельных опасностях, которых ему удалось избежать благодаря чудесному влиянию золотого шарика, — и вся эта ложь, как весенняя вода, обильно рождалась в изобретательном уме Панталеоне.

Но когда настало время пожелать Марио спокойной ночи, он увидел, что, несмотря на все его старания, на изрытом оспой лице кастеляна осталось выражение недоверия.

В задумчивости он отправился в постель. Некоторое время он лежал без сна, размышляя о своем открытии и особенно о той его части, которая так озадачила его. В другое время он, не торопясь, нашел бы разгадку странного поведения Марио. Но в данном случае, полагал он, затяжка таит в себе опасность. Он уверил себя, что уже выяснил все необходимое, и перед тем, как уснуть, решил приступить назавтра к действиям и арестовать мессера Маттео Орсини.

Чтобы завершить свое дело, для которого он был послан, мессер Панталеоне прибегнул к самому примитивному способу, однако именно такого образа действия можно было ожидать от человека его нрава.

На другое утро, впервые за все время своего пребывания в замке Пьевано, он отправился вниз, в предместье, чтобы починить голенище своего сапога, порвавшееся, как он утверждал, во время ночных поисков, а на самом деле разрезанное кинжалом.

Сначала ему пришлось отыскать сапожника и подождать, пока тот закончит свое дело, а потом он пошел в остерию «Медведь», чтобы через своего человека, постоянно находившегося там, передать распоряжения остальным. И с наступлением сумерек десять его солдат появились в пустом дворе замка, куда они поодиночке пробрались через подъемный мост. В Пьевано не было стражи, и этому скрытному проникновению никто не препятствовал, да и едва ли кто его заметил. Убедившись, что его люди поблизости, мессер Панталеоне, вооруженный, в сапогах со шпорами, в своем красном плаще и со шпагой в руках, направился в ту величественную комнату замка, где неделю тому назад был столь милосердно принят. Там он нашел синьора Альмерико за чтением толстого манускрипта и монну Фульвию.

Они с удивлением взглянули на вошедшего, озадаченные его нарядом и самоуверенным, властным видом.

— Синьор, — резко заявил он. — Я обязан выполнить свой долг, и у меня внизу десять крепких молодцов, которые в случае необходимости помогут мне это сделать. Не изволите ли позвать вашего племянника Маттео Орсини, скрывающегося здесь?

В глубоком молчании ошеломленно они смотрели на него. Наконец, после мучительной паузы, достаточной, чтобы прочитать «Отче наш», девушка нахмурила брови, и глаза ее на побелевшем лице засверкали подобно черным жемчужинам.

— Для чего вам Маттео? — проговорила она.

— Отправить его к синьору Чезаре Борджа — таков был безжалостный ответ. Маска была сброшена, и теперь Панталеоне безо всякого стеснения открыл им правду: — По приказу герцога я был послан сюда арестовать синьора Маттео.

Вновь воцарилось молчание. Синьор Альмерико указательным пальцем закрыл книгу, и на его губах появилась легкая, но крайне презрительная улыбка.

— Итак, — произнесла монна Фульвия, — все это время мы… Вы нас дурачили. Вы лгали нам. Но ваше недомогание, преследование, жертвой которого вы были, неужели это тоже притворство?

— Необходимость не признает законов, — напомнил он ей. И хотя его не смутили их пристальные презрительные взгляды, он почувствовал, что не может долго их выносить. — Хватит разглядывать меня, — грубо добавил он. — Перейдем к делу. Пошлите за этим предателем, которого вы приютили.

Монна Фульвия гордо выпрямилась.

— Боже! — воскликнула она. — Подлый Иуда, грязный шпион! И я сидела с ним за одним столом. Мы здесь принимали его как равного! О подлец, жалкий пес! И это было твоим поручением? Это было…

Отцовская рука мягко опустилась на ее плечо и этим выразительным жестом заставила ее замолчать. Изучение философии стоиков не прошло для него даром.

— Успокойся, дитя, самоуважение запрещает обращаться к столь низкому созданию даже для того, чтобы укорять его. — Голос синьора Альмерико был ровен и спокоен. — Имеет ли для тебя значение его подлость и вероломство? Разве это ранит тебя? Разве это ранит кого-либо, кроме него?

Но ей казалось, что сейчас не время для нравоучительных бесед. Пылая гневом, она повернулась к отцу.

— Да, это ранит меня, — выкрикнула она. — Это ранит меня, и это ранит Маттео.

— Может ли это ранить человека, готовящегося умереть? Умерев, Маттео будет жить. Но это несчастное создание уже мертво, будучи живым.

— Перейдем ли мы наконец к делу? — рявкнул Панталеоне, прерывая тирады хозяина, грозившие вылиться в многословное рассуждение о жизни и смерти, почерпнутое главным образом из Сенеки. — Пошлите за Маттео Орсини, или я прикажу своим людям вытащить его из лепрозория, где он прячется. Сопротивляться бессмысленно. Замок окружен моими людьми, и сюда никто не войдет и не выйдет отсюда без моего разрешения.

Старик издал короткий, резкий смешок:

— Но, синьор, раз вы так хорошо осведомлены, не лучше ли вам самому завершить ваше постыдное дело?

Панталеоне секунду глядел на него.

— Пусть будет так, — пожал плечами он и повернулся, собираясь уйти.