Павел Лагун - Капитан Сорви-голова. Возвращение

Расположения улиц Кейптауна Жан Грандье совершенно не знал, и где находится железнодорожный вокзал представлял крайне смутно. По логике вещей, он должен быть сооружён неподалёку от порта. А порт, скорее всего, находился внутри Столовой бухты. Для чего же тогда с краю её был возведён маяк, с которого они сбежали? Улицы города освещались очень скверно. Небольшие газовые фонари тускло горели голубыми огоньками только в начале и в конце истёртых ногами булыжных тротуаров. Густая зелень деревьев, посаженных очень часто, делала эту темноту ещё непроницаемее. Но такая густая тьма была только на руку нашим беглецам, которые беспрепятственно шли по направлению к морскому порту в надежде на счастливую случайность. Чем ближе они подходили к бухте, тем оживлённее становились улицы. Освещение явно прибавилось. Мимо проехало несколько крытых пролёток. По тротуарам шли, стояли или сидели на скамеечках возле высоких каменных домов мужчины и женщины в длинных вечерних платьях. Пробежали два негритёнка и скрылись за углом боковой улочки. Отовсюду слышалась английская речь. И военных было гораздо больше, чем гражданских. В основном, это были офицеры, видно, свободные от дежурств. Они, кто поодиночке, кто группами по несколько человек, а кто и под руку с дамами прогуливались по тротуарам, заходили в ресторанчики и пивные — пабы, чтобы там насытить свою утробу и залить спиртным, таящийся на дне души страх перед, хотя и далёкой отсюда, но ощутимой войной. Ведь большинство из этих офицеров не служили в Кейптаунском гарнизоне, а отдыхали после ранения и лечения в госпитале. Некоторые опирались на трости и слегка прихрамывали. Другие неестественно держали руки на перевязи. Через некоторое время им снова предстоит отправиться в край, который они должны покорить. Но жители этого края покоряться завоевателям не желают, предпочитая смерть на поле боя несвободе и зависимости от чужих законов и порядков. Они сражаются за свою страну и убивают тех, кто по чужой или своей воле вступил на их землю с намерением отнять её у хозяев. Жан Грандье и Фанфан шли рядом по улице, которая, судя по табличкам на домах, называлась Роуд-стрит. Форма надзирателей пока давала возможность беспрепятственно миновать полицейские посты, и военные патрули тоже пока не обращали на двух молодых людей внимания. Но сколько такое везение продлится? Друзья уже почти миновали вышеуказанную улицу. Невдалеке, за деревьями, уже просматривалась водная гладь бухты и набережная светилась голубыми огоньками фонарей. И тут путь им преградила какая-то тёмная фигура в широкополой шляпе, сдвинутой набекрень. Фигура была затянута в английский военный мундир. На боку висела кобура с револьвером. Фигура сильно шаталась, даже стоя. От неё за версту несло перегаром. Жан сразу узнал в фигуре имперского волонтёра, с представителями которых он уже имел дело. Волонтёр и к тому же, несомненно, судя по белому шарфу, офицер, был сильно пьян. Он стоял широко расставив ноги в сапогах и не проявлял никакого намерения уступать место идущим навстречу.

— Солдаты! — хрипло-пьяным голосом заорал он. — Смирно!

Жан и Фанфан хотели обойти его, но офицер расставил свои длинные руки и ухватился ими за плечи наших друзей.

— Солдаты! — снова заорал он, выпучив пьяные глаза. — Почему не в части? Почему шляетесь по городу ночью? Дезертиры?! — определил он статус схваченных им. Крик его в любой момент мог привлечь внимание какого-нибудь ближайшего патруля. И тогда беды не миновать. Правая рука у Жана Грандье была свободна и он, не долго думая, нанёс англичанину сильный удар кулаком в горло. Крик волонтёра прервался, перейдя на хрип, который тут же почему-то смолк. Офицер бессильно осел на руках молодых людей. Они, не сговариваясь, оттащили его в ближайшую подворотню. Там было темно. Пахло сыростью и отбросами. Фанфан наклонился над лежащим офицером. Минуту-другую прислушивался, потом повернулся к Жану.

— Не дышит, — прошептал Фанфан, — укокошил ты его, хозяин, одним ударом.

— Не хотел я этого, — сожалеюще прошептал в ответ Сорвиголова.

— Ну, раз уж так получилось, нужно пошарить у него в карманах, — решительно проговорил Фанфан и тут же приступил от слов к делу. Он расстегнул пуговицы мундира и вытащил всё, что лежало в карманах.

— Гляди, хозяин, — здесь кошелёк, бумаги какие-то, наверное, документы. А тут пистолет и патроны к нему. И ножик в футляре, и штука какая-то ещё, металлическая. Ба, да это кастет! — воскликнул юный парижанин. — Зачем он офицеру — ума не приложу?

— Он же волонтёр-доброволец — подстраховаться решил, на всякий случай, — немного иронично рассудил Жан, а затем более серьёзно добавил: — На мародёрство всё это смахивает.

— Да, брось ты, хозяин, — отмахнулся Фанфан. — Офицерик с кастетом — единственный наш шанс отсюда вырваться. Тебе нужно в его мундир переодеться. Жан Грандье с этим предложением рассудительно согласился. Вдвоём они раздели труп, и Сорви-голова облачился в мундир офицера. Он рассовал документы и вещи обратно в карманы, а кастет с отвращением выбросил в сторону. Тот, упав, издал дребезжащий металлический звук. И, словно отвечая на этот звук, совсем рядом раздался громкий голос:

— Роберт, ты где? Куда ты провалился? Молодые люди инстинктивно замерли, затаив дыхание. Мимо проулка тяжело, полупьяно прошествовала тёмная фигура в очертаниях шляпы на голове. Снова послышался тот же голос. Он удалялся вместе с фигурой в шляпе: — Роберт, чёрт возьми! Не опаздывай завтра! Интонации голоса показались Жану Грандье чем-то неуловимо знакомыми. Второй раз за вечер. Но он не придал этому значения. Мало ли что почудится? Когда шаги вместе с голосом замолкли в гулкой тишине ночного города, наши друзья осторожно выбрались из проулка и поспешили подальше от места происшествия. Мундир убитого офицера был Жану Грандье почти впору. Может, немного великоват. Офицер отличался завидным ростом, но сейчас ему уже нельзя было позавидовать. Свою промокшую рукопись Жан спрятал под английским мундиром, и она влажно холодила его разгорячённую грудь. Наши беглецы шли по улицам Кейптауна в сторону порта, надеясь найти неподалёку и железнодорожный вокзал. Но он отыскался сам и гораздо ближе, чем они предполагали. Они услышали паровозный гудок и лязг вагонов. Железнодорожная линия оказалась рядом и проходила по городской окраине со стороны Саймонстауна — городка, расположенного вблизи самого мыса Доброй Надежды. Из него чуть больше года назад отправился в сторону театра военных действий в качестве служанки миссис Адаме капитан Сорви-голова, бежавший из плена с английских понтонов. Тогда санитарный поезд, в котором он ехал, долго стоял на железнодорожном вокзале в Кейптауне. Но лжеслужанка из вагона не выходила, опасаясь непредвиденных ситуаций. Сейчас беглецы шли по тому же маршруту, вдоль железнодорожной насыпи. Офицерские сапоги, как и вся форма, оказались Жану Грандье великоваты. Босые ноги "гуляли" внутри, вызывая опасения за возникновение мозолей. Нужно было срочно где-то найти носки, и Жан сожалел, что побрезговал снять их с трупа. Железнодорожный вокзал, естественно, усиленно охранялся, и попасть на станцию незамеченным было очень трудно. А "светиться" раньше времени даже в английской форме и с настоящими документами Жану очень не хотелось. К тому же необходимо было взглянуть на эти самые документы и хотя бы узнать под чьим именем сейчас скрывается капитан Сорви-голова. За несколько сот метров до станции начинались железнодорожные постройки: склады, лабазы, виадуки. Туда сейчас идти было очень опасно, и друзья решили переждать до рассвета, когда бдительность часовых несколько ослабнет. Вообще рассвет — самое удобное время для всяческих тайных акций и военных операций. Именно на рассвете охрану смаривает сон, и Жан надеялся пройти мимо дремлющих постов, не вызвав ночных подозрений.