Александр Степанов - Семья Звонаревых

– Дядя Серёжа, не смейтесь. Я видел Надю Акинфиеву, – выпалил Вася одним духом. – Теперь я посмеюсь над Вами. Ну и вид у Вас!

Звонарёв широко раскрытыми глазами смотрел на Васю. Не может быть! Та Надя, милая, славная Надя, что была его юношеской мечтой в Порт-Артуре, что заставляла сильнее биться его сердце! Это просто чудо! Где она? Какая она? Почему она здесь?

И сразу вспомнилась ему Надя в тот далёкий артурский вечер, когда он постучался в её домик, – в лёгком розовом кимоно с открытыми нежными смуглыми руками, вся розовая, ароматная, желанная…

– …она спрашивала о Вас, – услышал он голос Васи. – И какая она красавица! Я погиб, дядя Серёжа. Честное слово, я погиб. Как взглянул на неё, так сразу понял, что погиб.

В комнату вошёл поручик Трофимов. Увидя компанию обедающих, он криво усмехнулся и, обращаясь к солдатам, презрительно бросил им:

– А ну катитесь отсюда подобру-поздорову.

Солдаты было поднялись, но Борейко громко скомандовал им:

– Сидеть на месте! – И, обращаясь к Трофимову, резко проговорил: Если Вам наше общество не нравиться, то никто Вас тут не задерживает, господин поручик.

Трофимов сразу подтянулся и, откозыряв, вышел из столовой, сопровождаемый насмешливыми взглядами солдат и офицеров.

– Ох и не любят их благородие солдатского духа! Окна открывали, проветривали комнату, чтобы солдатским духом не смердило, – вспомнил Блохин. – Да и по солдатской морде любит погладить кулаком.

– Пренеприятный тип, – мрачно согласился Борейко. – Мы с ним едва ли уживёмся. Буду просить Кочаровского перевести его в другую батарею.

Что мне прикажете делать в батарее , вашбродие? – спросил Заяц.

– Будешь снабжать нас газетами и другими новостями, а то мы совсем одичали. Ничего, кроме приказов, не читаем и ничего не знаем, что на свете делается, – проговорил Борейко.

– Слушаюсь! Буду Вам сообщать все новости, что получу по пантофельной почте, притом гораздо скорее, чем в газетах, – проговорил Заяц. – Вы не знаете, что такое пантофельная почта? Так я Вам объясню. Нет ничего проще. Держат эту почту местечковые евреи. Как может настоящий еврей не знать свежие новости? Сами понимаете, что не может. Вот узнал, к примеру, я такую новость и, как был дома в халате и пантофлях, сажусь на лошадь и мчусь в соседнюю деревню к своему дяде. А мой дядя, выслушав меня, садится на свою кобылу в своём халате и своих пантофлях и мчится в другую деревню к своей тёте, а сын моей тёти мчится к своему дедушке, и так без конца. Быстро и очень надёжно…

– И что же сообщает интересного сегодня твоя почта? – поинтересовался пришедший в себя Звонарёв.

– Она сообщает, во-первых, что найдён труп генерала Самсонова и, во-вторых, что сюда прибывает Александр Иванович Гучков, главноуполномоченный Российского общества Красного Креста, – сообщил Заяц.

– Зачем он сюда едет? – удивился Борейко.

– Как зачем? Разве этого мало, что господин Гучков вместе с мадам Самсоновой, женой генерала, хотят опознать труп генерала Самсонова?

Вскоре события подтвердили сведения пантофельной почты. Был найдён труп генерала Самсонова, командующего 2-й армией, бесславно закончившего и свою жизнь и свой позорный поход.

«Что со мной? – думал Звонарёв, чувствуя, как от волнения у него холодеют руки. – Почему я с таким нетерпением жду вечера и встречи с Надей, будто мне восемнадцать лет, я не женат и будто ещё вчера не тосковал о моей Варе!».

И Звонарёв в сотый раз успокаивал себя тем, что и волнение и безумное желание видеть Надю естественны: ещё бы, столько пережили вместе в Порт-Артуре, их связывает память о близких людях, друзьях.

Но по тому, как трепетно сжималось сердце и горячая волна крови подступала к лицу, Звонарёв понимал, что стремится к Наде, чтобы заглянуть в её прелестные карие глаза, подержать в обеих ладонях её нежные руки. Её мягкость, женственность, уступчивость всегда трогали сердце Звонарёва. И тогда, в далёкие порт-артурские дни, именно эти черты влекли его к Наде. Она казалась слабой, беззащитной и ему хотелось защитить её, оградить от забот и несчастья. Это чувство, живя в его душе, не находило выхода. Варя была сильным человеком, отчаянно смелым, решительным и властным. Она подчиняла себе близких людей, может быть даже сама того не желая.

Это как-то естественно получалось у неё. Она не требовала защиты, поддержки. Наоборот, любая настойчивая забота могла оскорбить её, вызвав чувство протеста, даже озлобления, как посягательство на её личную независимость. В их доброй супружеской паре, – увы, Звонарёв это хорошо видел, – Варя была коренником, а он, её муж, шёл в пристяжке. И пусть он никогда не бунтовал против этого, пусть он привык к своему положению в семье, всё же горькое чувство мужской обиды иногда сосало его сердце.

«Может быть, я несчастен с Варей?» – спросил себя Звонарёв и тут же с негодованием прогнал эту мысль, до того она показалась ему страшной и нелепой. Нет, тысячу раз нет! Он никогда не чувствовал себя несчастным. Каждый день он готов благодарить свою судьбу за то, что она послала ему Варю. Он любил и любит её, но… «Но сейчас я иду, чтобы встретиться с другой женщиной, – сказал себе Звонарёв. – Так почему же это?».

Он остановился готовый повернуть обратно.

«Нет, это просто нечестно! Знать, что Надя здесь и не повидать её, как можно!… И потом, чего я боюсь? Встретятся двое друзей. Разве в этом есть что-то дурное?».

Когда он открыл госпитальную дверь и заглянул в коридор, то первой, кого он увидел, была Надя. Она шла ему навстречу по длинному, слабо освещённому больничному коридору. Он узнал её сразу, хотя она была в форменном платье сестры милосердия, изменявшем и по-своему украшавшем её. Высокая, стройная, с узкой талией, она походила на молоденькую девушку. Белоснежная накрахмаленная косынка подчёркивала нежную смуглость и тонкий овал её лица, тёмные брови и ясные, запушенные ресницами чёрные глаза.

– Сережёнька, пришли… – тихо произнесла Надя. – А я весь день ждала и весь день боялась, что Вы не придёте, не захотите или не сможете. Ведь война! Человек сам себе не волен.

Звонарёв слушал её тихий, с переливами голос, глядел на её сияющие радостью глаза и чувствовал, что и его сердце наполняется счастьем.

– Здравствуйте, Наденька. – Он склонился и поцеловал ей руку. – Я рад, очень рад видеть Вас. Недаром говорится, что гора с горой не сходится, а человек с человеком… Вот мы и встретились. А Вы всё так же хороши, очень хороши…

И по тому, как жгучим румянцем вспыхнули её щёки, как засветились, будто зажжённые изнутри, её глаза, как сразу расцвело, помолодело и без того красивое Надино лицо, Звонарёв понял, что его похвала была приятна ей.