Бернард Корнуэлл - Враг стрелка Шарпа

8 декабря 1812 года в Адрадосе впервые объявились англичане.

Война обошла селение стороной. Несмотря на близость северной границы с Португалией, солдаты редко заглядывали в этот медвежий угол.

Три года назад, унося ноги от Веллингтона, сюда сунули нос французы, но их более заботила сохранность собственной шкуры, чем грабёж.

В мае 1812 года по единственной улице деревни к старому форту с дозорной башней протопали полсотни испанских вояк и прогромыхали четыре пушки. Адрадос обзавёлся гарнизоном, но в степенном укладе сельской жизни это мало что изменило. Солдаты считали свою войну законченной, а потому радовались жизни, напиваясь с мужской половиной населения деревни на постоялом дворе и заигрывая с женской у ручья, там, где плоские камни делали берег удобным для стирки. Головотяпством чиновников (явлением обычным для испанской армии той поры) в Адрадос попал груз пороха, предназначенный для крепости Сьюдад-Родриго. Канониры хвастались за кружкой, что у них теперь больше пороха на каждую пушку, чем у любой другой батареи во всей Европе. Летом, когда двое артиллеристов женились на местных красотках, их товарищи сварганили из дармовых боеприпасов самопальные фейерверки, очень впечатлившие непривычных к подобным зрелищам местных жителей. Осенью несколько горе-вояк дезертировали, предпочтя уют родного дома охране этой всеми забытой дыры.

Вот тогда-то и объявились англичане. Да как объявились!

В Адрадосе не было ничего примечательного: овцы да колючки. Впрочем, деревенский священник видел в них в них знак особого благоволения Господа, ибо жизнь Спаситель начал в овчарне, а кончил – в терновом венце. Крестьяне с падре не спорили. Об избранности деревни здесь и без того знал всякий.

Много лет назад, в те далёкие дни, когда христианство сражалось с исламом за Испанию, Богородица явилась людям в Адрадосе. Отряд ратников отступал через долину, теснимый маврами. На привале предводитель христиан решил помолиться у скал в одиночестве. Едва только воин приблизился к утёсам, огромная глыба откололась от гряды и рухнула к его ногам, словно указывая на запад в сторону Португалии. Тогда-то и случилось чудо. Дева Мария сошла на глыбу! Лицо её было бледным, как снег; глаза глубокими, как горные озёра. Она поведала ошеломлённому рыцарю, что его преследователи скоро тоже остановятся для молитвы. Во время нечестивого обряда они будут обращены на восток, и, если он подоспеет, то одержит славную победу во имя Христово. Так и получилось. Сколько басурман полегло в той битве, трудно сказать: число и поныне росло от рассказа к рассказу. Головами неверных украсили монастырь, построенный вскоре, и в монастыре том на самом почётном месте был выставлен вырубленный из скалы кусок гранита, коего касалась Её нога.

С тех пор каждый год в День Чуда, 8-го декабря, в Адрадос стекались женщины. Это был женский праздник, не мужской. От сильного пола требовалось одно: вынести статую Девы под позолоченным балдахином, обойти с ней пределы деревни и вернуть в монастырь.

Последняя монахиня сбежала из обители ещё пару веков назад, но селяне не дали постройкам обветшать, используя часовню в качестве деревенской церкви, а всё остальное – как склад.

В День Чуда богомолки на коленях входили в часовню; шепча молитвы и перебирая чётки, на коленях брели к алтарю; под распевную латынь священника на коленях неловко взбирались наверх, где склонялись к заветной каменной плитке с углублением посередине. Молва утверждала, что, если коснуться языком донца ямки, обязательно родится мальчик.

Припадая к Её следу, женщины рыдали в экстазе, некоторых приходилось уносить.

Кто-то молил Богоматерь исцелить их собственные хвори, кто-то просил за родных. Однако большая часть паломниц приходила исцелиться от бесплодия. Такие возвращались через год с блестящими от счастья очами, вознося благодарность Богоматери за приобщение к Великой Женской Тайне: в муках и стонах давать начало новой жизни; падре складывал позади алтаря их дары – ежегодный урожай благочестия.

В День Чуда 8 декабря 1812 года в Адрадосе объявились англичане.

Ещё затемно, на рассвете, деревня заполнилась богомолками из Португалии, из окрестных селений. Когда солнце поднялось, в Адрадос въехали два британских офицера на рослых конях и с ними девушка. Громко перешучиваясь, офицеры проводили спутницу до обители и вернулись в деревню. На постоялом дворе они спешились и засвидетельствовали своё почтение испанскому коменданту за бокалом-другим местного крепкого вина. Трактир был битком набит супругами богомолок. Мужчины знали, что для зачатия ребёнка истовой молитвы недостаточно, и в отличном расположении духа ожидали своей очереди.

Другие англичане появились с востока. Это уже могло бы насторожить человека, осведомлённого о том, что на востоке британских частей нет. Но в Адрадосе таких людей не водилось, и крестьяне не встревожились, поскольку, хоть и не сталкивались доселе с британцами, но слышали, что люди они приличные, пусть и еретики. Говорили, мол, во время таинства евхаристии Веллингтон, генерал ихний, поставил своих во фрунт и приказал обнажить головы. Впрочем, то были, видимо, какие-то другие британцы, потому как пришедшие в Адрадос и выглядели неряшливо, и рожи у них были самые продувные.

Сотня красномундирников расположилась у ручья, попыхивая короткими глиняными трубочками. Остальные зашагали дальше, ведомые ражим всадником в шитой золотом форме. Спешащий на постоялый двор испанский солдат отдал ему честь и очень удивился, когда полковник ему ответил, улыбнувшись щербатым ртом.

Должно быть, испанец поделился впечатлениями в трактире, так как вскоре оттуда выскочили оба английских офицера в расстёгнутых куртках. Один из них нахмурился и окликнул последнего солдата удаляющейся колонны:

– Эй, ты, как тебя там!

Солдат оглянулся:

– Смизерс, сэр.

Капитан окинул взглядом солдат:

– Какой батальон?

– Третий сэр.

– Я спрашиваю, что это за часть, болван?

– Минуту, сэр, позову командира.

Смизерс вышел на середину улицы и, приставив к губам ладонь, заорал:

– Полковни-ик!

Наездник повернул коня и подскакал к ним. Капитаны вытянулись и отсалютовали ему.