Ной Гордон - Шаман

Внутри было тепло: в очаге тлели угли, — но дух стоял тяжелый. Мебель отсутствовала. На полу, подложив под голову седло, лежал толстяк, и в свете углей Шаман заметил, что тот лыс как полено, но зато на лице у него столько жестких темных волос, сколько у большинства мужчин красуется на макушке. Разбросанные по полу одеяла указывали на места, где спали остальные.

— Долго же вас не было, — буркнул толстяк. Он сделал глоток из черного кувшина, который держал в руках, и закашлялся.

— Да вроде как нигде не задерживались, — угрюмо ответил мужчина, ехавший на передней лошади. Когда он снял шарф, закрывавший его лицо, Шаман увидел, что у него есть небольшая белая борода и что выглядит он старше остальных. Старик положил руку на плечо Шамана и подтолкнул его. — Сидеть, — приказал он, словно разговаривая с собакой. Шаман присел на корточки рядом с огнем. Там он и собирался остаться, потому что с того места ему было хорошо видны губы как раненого, так и отца.

Старик достал пистолет из кобуры и направил его на Шамана.

— Советую действительно вылечить нашего доброго друга, доктор.

Вот теперь Шаман сильно испугался. Отверстие в конце дула походило на немигающий круглый глаз, уставившийся прямо на него.

— Я не стану ничего предпринимать, пока вы не опустите оружие, — заявил его отец человеку на полу.

Толстяк, похоже, задумался.

— Всем выйти, — приказал он своим людям.

— Подождите, — окликнул их отец Шамана. — Сначала принесите дров и разожгите огонь. Поставьте на огонь воду: мне нужен кипяток. У вас есть еще одна лампа?

— Есть фонарь, — ответил старик.

— Принесите. — Отец Шамана положил руку на лоб толстяка, затем расстегнул ему рубашку и открыл торс. — Когда это произошло?

— Вчера утром. — Мужчина покосился на Шамана из-под прикрытых век. — Это ваш мальчик?

— Мой младший сын.

— Глухой?

— Похоже, вам кое-что известно о моей семье…

Мужчина кивнул.

— Люди говорят, что ваш старший — сын моего брата Вилла. Чертовски похож на моего Вилли, такой же проказник. Вы знаете, кто я?

— Догадываюсь. — Неожиданно Шаман увидел, что его отец наклонился на пару дюймов вперед, не сводя с толстяка пристального взгляда. — Оба они — мои мальчики. Если вы говорите о моем старшем сыне — то он мой старший сын. И вы будете держаться от него подальше в будущем, так же, как держались в прошлом.

Мужчина на полу улыбнулся.

— А почему бы мне не забрать его?

— Прежде всего потому, что он — хороший, добрый мальчик, впереди у которого — достойная жизнь. А если он когда-то и был сыном вашего брата, думаю, вам вряд ли захочется увидеть его там, где вы находитесь сейчас — в грязи, в зловонном свинарнике, служащем укрытием, словно загнанный раненый зверь.

Долгое мгновение они не сводили друг с друга глаз. Затем толстяк пошевелился и поморщился, и отец Шамана приступил к осмотру. Он забрал кувшин и снял с раненого рубашку.

— Выходного отверстия нет.

— Да, эта тварь точно там, зуб даю. Наверняка будет чертовски больно, когда вы станете там ковыряться. Можно мне еще пару глотков сделать?

— Нет, я дам вам одно средство, которое поможет вам уснуть.

Толстяк сверкнул глазами.

— Черта с два я на это соглашусь! Чтобы вы тут делали, что вам в голову взбредет, пока я буду валяться в отключке? Ни за что!

— Дело ваше, — пожал плечами отец Шамана. Он вернул старику кувшин и дал напиться, ожидая, когда нагреется вода в котелке. Затем, достав из сумки коричневое мыло и чистую тряпку, он вымыл область вокруг раны, которую Шаману не было видно. Потом доктор Коул взял тонкий стальной зонд и вставил его в отверстие от пули, а толстяк замер, открыл рот и как можно дальше высунул большой красный язык.

— Она там, почти у самой кости, но перелома нет. Пуля, наверное, была уже на излете, когда попала в вас.

— Повезло, — вздохнул мужчина. — Сукин сын далековато от меня стоял. — Борода его слиплась от пота, кожа приобрела серый оттенок.

Отец Шамана достал из сумки пинцет для удаления инородных тел.

— Я воспользуюсь вот этим, чтобы удалить ее. Но этот предмет гораздо толще зонда. И болеть будет намного сильнее. Так что лучше доверьтесь мне, — просто сказал он.

Пациент отвернулся, и Шаман не видел, что он произнес, но, должно быть, тот попросил что-нибудь посильнее виски. Отец достал из сумки приспособление для использования эфира и сделал сыну знак: несколько раз Шаман видел, как дают эфир, но еще ни разу не помогал при этом. Мальчик осторожно поднес трубку ко рту и носу толстяка, а его отец стал капать эфир. Отверстие от пули оказалось больше, чем ожидал Шаман, и с фиолетовым ободком. Когда эфир подействовал, отец очень осторожно, понемногу, стал вводить пинцет в рану. На краю раны показалась яркая красная капелька, затем перелилась через край и потекла по руке раненого. Когда пинцет вынырнул наружу, в нем был зажат кусочек свинца. Отец тщательно вытер пулю и положил на одеяло, чтобы толстяк увидел ее, когда придет в себя.

Он позвал внутрь стоявших за дверьми мужчин, они принесли с собой горшок замороженных белых бобов, который держали на крыше. Когда бобы оттаяли на огне, Шаману и его отцу тоже немного перепало. В бобах были кусочки чего-то еще, возможно, кролика, и Шаман подумал, что с патокой рагу было бы вкуснее, но съел все с жадностью.

После ужина отец снова нагрел воды и стал тщательно мыть все тело пациента; остальные мужчины смотрели на него сначала с подозрением, а затем — со скукой. Они легли на пол и один за другим уснули, но Шаман не спал. Скоро он увидел, как больного сильно вырвало.

— Виски и эфир плохо сочетаются, — заметил его отец. — Ложись спать. Я обо всем позабочусь.

Шаман послушался и вскоре крепко спал. Пробудился оттого, что отец сильно тряс его. Он велел Шаману надевать верхнюю одежду. Через щели уже пробивался серый свет. Толстяк лежал на полу и смотрел на них.

— Рана будет болеть недели две или три, — сообщил ему отец Шамана. — Я оставлю вам немного морфия: его мало, но это все, что у меня есть с собой. Самое главное — рана должна быть чистой. Если начнется гангрена, вызовите меня, я тут же приеду.

Мужчина фыркнул.

— Ха, к тому времени, как ты вернешься сюда, нас уже здесь не будет.

— Ну, если что-то пойдет не так, пошлите за мной. Я приеду туда, куда надо.

Толстяк кивнул.

— Хорошенько заплати ему, — велел он мужчине с белой бородой, и тот достал из мешка пачку банкнот и протянул их врачу. Отец Шамана взял два долларовых банкнота, а остальные положил на одеяло.

— Полтора доллара за ночной вызов, пятьдесят центов за эфир. — Он пошел к двери, но остановился. — Вы, ребята, часом, не знаете что-нибудь о человеке по имени Элвуд Паттерсон? Иногда путешествует с человеком по имени Хэнк Кофф и мужчиной помоложе, по имени Ленни.