Ной Гордон - Шаман

Рэйчел ненавидела все, что касалось этого праздника и портило каждую осень: приготовления, беспокойство о выборе подарка, утомительную поездку, тяжесть жизни в чужом доме в течение двух недель, боль в желудке и головокружение из-за двадцатичетырехчасового поста во время Йом Киппур.

Для ее родителей каждое посещение Пеории было возможностью вспомнить о том, кто они. С ними стремились пообщаться, потому что кузен Лилиан, Иуда Бенджамин, был избран сенатором Соединенных Штатов от Луизианы — первым еврейским членом Сената, — и все хотели поговорить о нем с Гайгерами. Они ходили в синагогу при каждом удобном случае. Лилиан обменивалась рецептами, узнавала свежие сплетни. Джей говорил с мужчинами о политике, выпивал за беседой одну-две порции шнапса, менялся сигарами. Он расписывал им Холден-Кроссинг, не жалея ярких красок, и признавался, что пытался привлечь туда других евреев, чтобы там собрался миньян [12] Кворум из 10 взрослых мужчин, необходимый для совершения публичного богослужения и коллективной молитвы. из десяти мужчин, давая ему возможность участвовать в коллективном богослужении. Другие мужчины относились к нему с теплотой и пониманием. Из них всех только Джей и Ральф Зейксас, родившиеся в Ньюпорте, Род-Айленд, были коренными американцами. Остальные приехали из-за границы и знали, что значит быть пионером. Тяжело, соглашались они, быть первым евреем, поселившимся в конкретной местности.

У Гольдвассеров было две пухлых дочери: Роза, на год старше Рэйчел, и Клара, на три года старше ее. Когда Рэйчел была маленькой девочкой, она любила играть в игры (в «дом», «школу» и «взрослых») с девочками Гольдвассер, но в тот год, когда Рэйчел исполнилось двенадцать, Клара вышла замуж за Гарольда Грина, шляпника. Супруги жили с родителями Клары, и когда Гайгеры приехали на святые дни, Рэйчел обнаружила, что многое изменилось. Клара больше не хотела играть во «взрослых», потому что она действительно стала взрослой, Замужней Дамой. Со своей сестрой и с Рэйчел она разговаривала мягко и снисходительно, с милым постоянством ждала своего мужа, и ей разрешали благословлять свечи на Шаббат — честь, оказываемая хозяйке дома. Но однажды ночью, когда три девушки остались в большом доме одни, они выпили виноградного вина в комнате Розы, и пятнадцатилетняя Клара Гольдвассер-Грин забыла, что она солидная дама. Она рассказала Рэйчел и своей сестре о том, каково это — быть замужем. Она раскрыла им самые священные тайны взрослого женского общества, подробно останавливаясь на восхитительных особенностях физиологии и привычек еврейских мужчин.

И Роза, и Рэйчел уже видели член, но всегда в миниатюре: у младших братьев или кузенов, у младенцев в ванне — мягкий розовый придаток, заканчивающийся обрезанной кнопкой гладкой плоти с одной-единственной дырочкой посередине, через которую мальчики писают.

Но Клара, осушая бокал за бокалом и прикрыв глаза, с озорством описывала различия между еврейскими младенцами и еврейскими мужчинами. И, подбирая язычком последние капли на ободке бокала, она описывала превращение нежной и невинной плоти, когда еврейский мужчина ложится рядом со своей женой, и то, что впоследствии между ними происходит.

Никто не завизжал от ужаса, но Роза схватила подушку и обеими руками прижала ее к лицу.

— Это часто происходит? — спросила она приглушенным из-за подушки голосом.

Очень часто, подтвердила Клара, и обязательно — на Шаббат и в религиозные праздники: Бог сообщил еврейским мужчинам, что это благословение.

— Конечно, за исключением менструации.

Рэйчел знала о менструации. Это была единственная тайна, которую мать доверила ей; с девушкой такого еще не происходило, но она не стала признаваться в этом сестрам. Однако беспокоило ее другое — соотношение размеров восставшей плоти мужчины и здравого смысла. Она нарисовала в своем воображении ужасную картину и, повинуясь инстинкту, сцепила руки на коленях.

— Разумеется, — тихо заявила она, — сделать такое просто невозможно.

Иногда, надменно сообщила им Клара, ее Гарольд использовал чистое кошерное масло.

Роза Гольдвассер убрала подушку от лица и уставилась на сестру; в глазах у нее светилось недоверие к только что сделанному открытию.

— Так вот почему у нас так быстро заканчивается масло! — воскликнула она.

Следующие дни оказались особенно тяжелыми для Рэйчел. Они с Розой, столкнувшись с необходимостью расценить откровения Клары как ужасные или забавные, движимые стремлением к самозащите, предпочли считать их забавными. Во время завтрака и обеда, на которых обычно подавались молочные продукты, им достаточно было встретиться взглядами, чтобы взорваться смехом, таким глупым, что несколько раз их с позором отсылали прочь. За обедом, когда к женщинам двух семей присоединились мужчины, ей было еще тяжелее: она не могла сидеть почти напротив Гарольда Грина, смотреть на него и вести беседу — и не представлять себе это , намазанное маслом.

На следующий год, когда Гайгеры поехали в Пеорию, Рэйчел с разочарованием узнала, что ни Клара, ни Роза больше не живут в доме родителей. У Клары и Гарольда родился сын, и они переехали в собственный небольшой домик на крутом берегу реки. Когда они приходили к Гольдвассерам, Клара занималась ребенком и почти не обращала внимания на Рэйчел. Роза вышла замуж в июле прошлого года, за человека по имени Сэмюэль Бильфильд, который увез ее в Сент-Луис.

В тот Йом Киппур, когда Рэйчел с родителями стояли возле синагоги, к ним подошел пожилой мужчина по имени Бенджамин Шёнберг. Мистер Шёнберг носил высокий бобровый цилиндр, гофрированную белую рубашку из хлопка и черный галстук-ленточку. Он поболтал с Джеем о состоянии дел в торговле лекарственными препаратами, а затем начал вежливо расспрашивать Рэйчел о делах в школе и о том, много ли она помогает матери по дому.

Лилиан Гайгер улыбнулась старику и загадочно покачала головой. «Еще слишком рано», — сказала она, и мистер Шёнберг улыбнулся в ответ, кивнул, и скоро, сказав еще пару любезностей, удалился.

В тот вечер Рэйчел подслушала обрывки разговора между матерью и миссис Гольдвассер, которая сообщила, что Бенджамин Шёнберг — шадхен, сваха. Дело в том, что мистер Шёнберг устроил браки и Клары, и Розы. Ее охватил страх, но она немного успокоилась, вспомнив, что ее мать заявила свахе. Она слишком молода для брака, и ее родители это прекрасно понимают, сказала она себе, игнорируя тот факт, что Роза Гольдвассер-Бильфильд была старше ее лишь на восемь месяцев.

Всю осень, включая эти две недели, которые она провела в Пеории, тело Рэйчел изменялось. У нее появилась грудь. С самого начала она была настолько пышной, что иногда было тяжело удержать равновесие, и потому скоро девочке пришлось узнать о поддерживающих предметах одежды, о мышечной усталости и болях в пояснице. Именно в тот год к ней стал прикасаться мистер Байерс, сделав ее жизнь невыносимой, пока отец все не исправил. Когда Рэйчел рассматривала себя в зеркале матери, она успокаивала себя тем, что ни один мужчина не захочет взять в жены девушку с прямыми темными волосами, узкими плечами, слишком длинной шеей, слишком тяжелой грудью, бледной не по моде кожей и ничем не примечательными карими глазами, большими, как у коровы.