Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 2

— Я узнаю ее, — сказала она, — я уже видела эту женщину, когда она скакала в Париж.

— Да, верно. Вы можете мне сказать, что она делала последние два часа и как она сумела бежать.

— Да, да, сейчас. Она лежит на софе, на ее полуобнаженной груди рана.

— Дальше, Андреа, дальше! Не теряйте ее из виду.

— Она спала, но вот пробудилась, оглянулась вокруг, берет платок, становится на стул, привязывает платок к оконной решетке. О боже!

— Она вправду хочет покончить с собой?

— Да, она решилась. Но такая смерть ужасает ее. Она оставляет платок на решетке, спускается… Ах, несчастная!

— Что такое?

— Как она плачет, как страдает, как ломает руки! Вот она ищет какой-нибудь выступ, чтобы разбить о него голову.

— Господи! Господи! — пробормотал Бальзамо.

— Она подходит к камину. На камине две мраморные фигуры львов. Она собирается разбить голову о льва.

— Дальше, дальше, Андреа!

— Она останавливается.

Бальзамо с облегчением вздохнул.

— Разглядывает.

— Что разглядывает?

— На глазу у одного льва она заметила кровь.

— Господи! — снова прошептал Бальзамо.

— Да, кровь. Но она не потрясена этим. Ах, как странно! Это не ее кровь, а ваша.

— Моя? — в полном недоумении воскликнул Бальзамо.

— Да, ваша. Вы порезались ножом, верней, кинжалом, а потом кровоточащим пальцем нажали на глаз льва. Я все это вижу.

— Да, верно. Но как же она бежала?

— Погодите, погодите. Я вижу, как она рассматривает кровь. Задумывается. Прикладывает палец, куда нажимали вы. Львиный глаз сдается, действует пружина. Каминная плита отходит.

— Какая неосторожность! Несчастный безумец, я сам себя выдал! — вскричал Бальзамо и, обращаясь к Андреа, спросил: — Она вышла и бежала?

— Эту бедную женщину следует простить: она была очень несчастна.

— Где она? Куда пошла? Следуйте за ней, Андреа!

— На миг она останавливается в комнате со шкурами и оружием. Шкаф открыт. На столе стоит шкатулка, которая обычно заперта в этом шкафу. Она узнает шкатулку и берет ее.

— Что в этой шкатулке?

— Ваши бумаги.

— Как она выглядит?

— Обита голубым бархатом с серебряными гвоздиками, запор и замок тоже серебряные.

— Вот как! — произнес Бальзамо, гневно топнув ногой. — Значит, она взяла эту шкатулку?

— Да, взяла. Она спускается по лестнице, ведущей в переднюю, выходит туда, снимает цепочку, запирающую входную дверь, выходит.

— Который тогда был час?

— Должно быть, поздно, уже стемнело.

— Прекрасно. Значит, она ушла совсем недавно, и у меня, возможно, будет время настигнуть ее. Следуйте за ней, Андреа.

— Выйдя из дома, она понеслась как безумная и выбежала на бульвар… Бежит… Бежит, ни разу не остановилась…

— В каком направлении?

— В сторону Бастилии.

— Вы видите ее?

— Да. Она как сумасшедшая. Натыкается на прохожих… Вот наконец остановилась, ищет, у кого бы спросить, где она находится… Спрашивает…

— О чем спрашивает? Слушайте, Андреа, слушайте! Небом заклинаю вас, не упускайте ни одного ее слова. Значит, она спрашивает?

— Да, у человека, одетого в черное.

— И что же спрашивает?

— Адрес начальника полиции.

— Так выходит, это не была пустая угроза. Прохожий сказал ей адрес?

— Да.

— Куда она направляется?

— Возвращается назад, сворачивает на улицу, идущую наискосок, выходит на большую площадь.

— На Королевскую площадь, это по дороге. Вы понимаете, что она собирается делать?

— Скорее, скорее догоните ее! Она хочет на вас донести. Если вы ее не догоните и она свидится с господином де Сартином, вы погибли.

Бальзамо испустил ужасный вопль, бросился в заросли, проскользнул в небольшую калитку, которую распахнула перед ним, а потом захлопнула какая-то тень, и вскочил на своего верного Джерида, который переступал с ноги на ногу за калиткой.

Конь, подгоняемый одновременно голосом и шпорами, стрелой помчался в направлении Парижа, и вскоре только топот копыт по мостовой замер вдалеке.

Андреа осталась стоять на том же месте, холодная, безмолвная и бледная. Все ее жизненные силы увез с собой Бальзамо, поэтому вскоре она без чувств осела на землю. Бальзамо так спешил в погоню за Лоренцей, что забыл разбудить Андреа.

Беспамятство пришло к Андреа не вдруг, как можно заключить из нашего повествования, но постепенно, и сейчас мы попытаемся описать, как это было.

Оставшись в одиночестве, покинутая, охваченная тем внутренним холодом, который всегда приходит на смену мучительным потрясениям нервной системы, Андреа вскоре зашаталась и задрожала, словно перед началом эпилептического припадка.

Жильбер по-прежнему не сводил с нее глаз; он замер на месте, наклонившись вперед и затаив дыхание. Разумеется, Жильбер, понятая не имевший о явлении магнетизма, не отдавал себе отчета в том, что девушка погружена в сон, что над ее волей учинили насилие. Из ее диалога с Бальзамо он ничего или почти ничего не расслышал. Он только видел, что уже во второй раз, сперва в Таверне, теперь в Трианоне, девушка повиновалась призыву этого человека, который имеет над ней такую ужасную и непостижимую власть; короче говоря, для Жильбера все сводилось к тому, что у м-ль Андреа есть любовник или, во всяком случае, любимый человек, с которым она встречается по ночам.

Хотя Андреа и Бальзамо беседовали тихо, но со стороны их диалог напоминал ссору. Бальзамо, который, обезумев, умчался сломя голову, был похож на отчаявшегося любовника, Андреа, застывшая в одиночестве и безмолвная, — на покинутую любовницу.

И тут Жильбер увидел, как девушка зашаталась, повернулась, ломая руки, кругом, затем издала несколько хриплых стонов, которые, казалось, раздирали ее измученную грудь; она, вернее, организм ее пытался отбросить этот неровный поток флюидов, который она, погруженная в магнетический сон, воспринимала благодаря своему дару ясновидения, как это было нами описано в предыдущей главе.

Но натура девушки оказалась побеждена: Андреа не в силах была ускользнуть от мысленного приказа Бальзамо, забывшего, что ясновидящая все еще находится в его воле. Она не могла разорвать эти нерасторжимые таинственные путы, связывавшие ее по рукам и ногам; пытаясь освободиться, она забилась в конвульсиях, как бились некогда пифии перед треножником на глазах у толпы паломников, собиравшихся под колоннами храма в ожидании ответа на свои вопросы.

Потеряв равновесие, Андреа с горестным стоном повалилась на песок, словно сраженная громом, который в ту же минуту грянул с небес.

Но не успела она коснуться земли, как Жильбер с гибкостью и проворством тигра устремился к ней, подхватил ее на руки и как перышко понес ее в комнату, которую она оставила, повинуясь зову Бальзамо, и где горела свеча у разобранной постели.