Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 2

— Ладно, признаю, что я не права.

— Итак, предположим, что вы прогуливаетесь по вашему прекрасному саду в Люсьенне и вдруг замечаете великолепную сливу, одну из тех слив сорта ренклод, которые вы так любите за их алый, яркий цвет, схожий с цветом ваших щечек.

— Продолжайте же, льстец.

— Итак, на самом конце ветки, на самой верхушке дерева вы замечаете одну из этих слив; что вы предпримете, графиня?

— Потрясу дерево, черт побери!

— Да, но безуспешно: дерево толстое, неискоренимое, как вы давеча изволили выразиться; вскоре вы заметите, что оно и не шелохнулось, а вы только исцарапали свои прелестные белые ручки об его кору. И тут вы, встряхнув головкой тем пленительным движением, какое присуще только вам и цветам, начинаете причитать: «Боже мой! Боже мой! Как бы я хотела, чтобы эта слива упала на землю!» И даете волю досаде.

— Это вполне естественно, герцог!

— Ни в коем случае не стану уверять вас в противном.

— Продолжайте, любезный герцог; ваша притча бесконечно меня интересует.

— Внезапно, обернувшись, вот как сейчас, вы замечаете вашего друга герцога де Ришелье, который гуляет, предаваясь размышлениям.

— О чем?

— Что за вопрос, Господи? Разумеется, о вас. И вы говорите ему вашим дивным мелодичным голоском: «Ах, герцог, герцог!»

— Изумительно!

— «Вот вы мужчина, вы такой сильный, вы покоритель Маона; потрясите это проклятое дерево, чтобы с него свалилась мне в руки вон та чертова слива». Ну, каково, графиня?

— Превосходно, герцог: вы вслух произнесли то, что я сказала шепотом; но что же вы в таком случае ответите?

— Что я отвечу…

— Да, что?

— Что я отвечу… Как вы настойчивы, графиня! «С огромным удовольствием достал бы, но поглядите, какой толстый ствол у этого дерева, какие шершавые у него ветви; а я ведь тоже дорожу своими руками, черт возьми, хоть они у меня и постарше лет на пятьдесят, чем ваши».

— А! — внезапно вырвалось у графини. — Так-так, я начинаю понимать.

— Тогда продолжите притчу: что вы мне говорите?

— Я говорю вам…

— Мелодичным голоском?

— Разумеется.

— Ну, ну?

— Я говорю: «Голубчик маршал, не глядите на эту сливу столь безучастно; ведь вы на нее смотрели безучастно лишь потому, что она не для вас; давайте будем вместе алкать ее, стремиться к ней, и, если вы хорошенько встряхнете это дерево и она упадет, тогда…»

— Тогда?

— «Тогда мы съедим ее вместе!»

— Браво! — воскликнул герцог, хлопая в ладоши.

— Правильно?

— Небом клянусь, графиня, вы великая мастерица завершать притчи. Клянусь своими рогами, как говаривал мой покойный батюшка, славно придумано!

— Итак, вы потрясете дерево?

— Обеими руками и изо всех сил!

— А слива на дереве в самом деле сорта ренклод?

— Вот в этом я не вполне уверен, графиня.

— А что же там на ветке?

— По-моему, там, на верхушке, скорее портфель.

— Тогда разделим с вами этот портфель.

— Нет уж, он мне самому нужен. Не завидуйте, графиня, на что вам министерский портфель? Вместе с ним с дерева свалится столько прекрасных вещей — выбирайте любую.

— Что ж, маршал, значит, мы уговорились?

— Я займу место господина де Шуазеля.

— Если королю будет угодно.

— Разве королю не бывает угодно все, что угодно вам?

— Сами видите, нет, ведь он не желает удалить Шуазеля.

— Ну, надеюсь, король с радостью призовет к себе своего старинного товарища.

— По оружию?

— Да, по оружию, хотя подчас самые грозные опасности подстерегают нас не на войне, графиня.

— А для герцога д'Эгийона вы ничего у меня не просите?

— Право слово, не прошу; пускай он, негодник, сам об этом побеспокоится.

— Впрочем, вы же будете здесь.

— Теперь мой черед.

— Ваш черед на что?

— Мой черед просить.

— Верно.

— Что вы мне дадите?

— Все, что пожелаете.

— Я желаю все.

— Разумно.

— И я получу?

— А как же иначе? Но вы хоть будете довольны и не станете ничего у меня просить, кроме этого?

— Кроме этого и кое-чего еще.

— Говорите.

— Вы знаете господина де Таверне?

— Да, мы с ним друзья уже сорок лет.

— У него есть сын?

— И дочь.

— Вот именно.

— Так что же?

— Пока все.

— Как это — пока все?

— Да так, о той малости, какую я у вас еще хотела попросить, я скажу вам в свое время и в своем месте.

— Превосходно.

— Итак, мы условились, герцог?

— Да, графиня.

— Договор скреплен подписью.

— И даже клятвой.

— Так повалите же мне это дерево.

— На то у меня есть возможности.

— Какие?

— Племянник.

— А еще?

— Иезуиты.

— Вот как!

— Я на всякий случай уже составил небольшой и весьма славный план действий.

— Могу ли я его узнать?

— Увы, графиня…

— Да, да, вы правы.

— Знаете ли, секрет…

— Есть половина успеха — закончу вашу мысль.

— Вы прелестны.

— Но я и сама хочу потрясти это дерево с другой стороны.

— И прекрасно! Трясите, трясите, графиня, хуже не будет.

— Я тоже располагаю возможностями.

— Надежными?

— Меня за то и держат.

— Какие же это возможности?

— Увидите, герцог, а впрочем…

— Что?

— Нет, не увидите.

И с этими словами, произнесенными с хитрецой, на какую был способен лишь ее прелестный ротик, шаловливая графиня, словно очнувшись, быстро одернула волнистую атласную юбку, которая перед тем под влиянием дипломатического расчета уподобилась было морским волнам в часы отлива.

Герцог, который отчасти был моряком, а потому привык к капризам океана, расхохотался, приложился к ручкам графини и, благо он был такой мастер угадывать, угадал, что аудиенция окончена.

— Когда вы начнете валить дерево, герцог? — спросила графиня.

— Завтра. А когда вы начнете его трясти?

Во дворе раздалось громыхание карет, и почти сразу же послышались голоса: «Да здравствует король!»

— А я, — отвечала графиня, выглянув в окно, — я начну немедля.

— Браво!

— Выйдите по малой лестнице, герцог, и ждите меня во дворе. Через час вы получите мой ответ.

Король Людовик XV был не настолько добродушен, чтобы с ним можно было толковать о политике в любой день.

Политика изрядно ему докучала, и в те дни, когда король бывал не в духе, он отделывался от нее с помощью аргумента, на который возразить было нечего:

— Оставьте! Пока я жив, машина будет работать.

Окружающие старались не упускать удобных случаев; но король почти всякий раз пускал-таки в ход свое преимущество, изменявшее ему в минуты хорошего настроения.

Г-жа Дюбарри так хорошо изучила своего короля, что, подобно рыбакам, хорошо изучившим море, никогда не пускалась в плавание в дурную погоду.

Итак, приезд короля в Люсьенну был для нее удобнейшим из всех возможных случаев. Накануне король провинился перед ней, он прекрасно понимал, что сейчас его будут бранить. Сейчас его можно было взять голыми руками.