Александр Старшинов - Наследник императора

— Не калечить его! — услышал римлянин окрик и узнал голос Децебала. — Центурион мне нужен живым.

Дакийский царь успел спуститься вниз, оставив в покое умершую Баниту.

Двое даков, оттеснив Сабинея, подняли центуриона на ноги. Третий варвар подобрал перевязь с ножнами и меч.

— Сними с него лорику, — приказал Сабиней одному из коматов. — Такие доспехи пригодятся одному из наших воинов.

Приск взвыл от ярости, услышав приказ, — лорика центуриона стоила бешеных денег, и то, что в ней будет щеголять какой-то косматый дак, привело Приска в ярость. Но сопротивляться было и глупо, и безнадежно: посеребренную лорику сняли, как и нижнюю, из тонкой кожи, оставили римлянина в одной тунике. Забрали перевязь с мечом и кинжалом, шлем. Потом связали веревкой руки. Рядом вязали покорно вышедшего из палатки Асклепия. Легат тоже вышел наружу, римские ауксиларии окружили Лонгина. Но рядом с легатом их было всего четверо, остальных люди Сабинея уже обезоружили.

— Отдайте оружие, — приказал Лонгин охране. — Сопротивление бессмысленно. — И сам первым протянул свою спату Сабинею. — Требую, чтобы с моими людьми обращались достойно, — обратился он к Децебалу.

— Ты мой гость, легат, и я буду гостеприимен. Только не пытайся делать то, что не понравится мне и моим людям. Тогда я не смогу тебе помочь.

Децебал подошел к Приску и довольно долго его разглядывал, будто оценивал силу и стать. Так, наверное, охотники на львов и пантер разглядывают добычу, прежде чем замкнуть в клетку и отправить на корабль, плывущий в Рим, где зверя выпустят на арену — умирать на потеху толпе. Римлянин для дака был тоже своего рода зверем. Как и дак для римлянина — ибо мыслил каждый по-своему, не понятным врагу образом. Децебал задрал тунику на плече и глянул на татуировку.

— Пятый Македонский… Давно служишь? — заговорил дакийский царь на латыни.

— Восемь лет.

Царь ничего больше не сказал и повернулся к Сабинею.

— Он — твой. Только не калечь и не убивай. Пока, — добавил Децебал на местном наречии.

— Ты снова проиграл, римлянин! — в ярости воскликнул Сабиней и ударил Приска изо всей силы в лицо.

Вот уж истинно — звезды из глаз. А потом обрушилась тьма.

Когда центурион очнулся после удара, голова раскалывалась от боли. Он поднялся, и его тут же вырвало. «Плохой знак», — непременно сказал бы лекарь когорты Кубышка и велел бы полежать несколько дней, пока все жидкости в организме — кровь, флегма, желтая желчь и желчь черная, придут в норму. Но Приску никто такой возможности не предоставил. Сначала его, связанного, везли верхом на муле. Дорога шла все наверх и наверх, но склон был явно не так крут, как скала, на которой стояла разрушенная Банита. Вечером, когда Приска сняли с мула, он заметил Лонгина. Тот стоял возле небольшого домика с террасой, уже без оружия, но все еще в доспехах, окруженный не своими личными охранниками-ауксилариями, а исключительно даками. Увидев связанного Приска, Лонгин потребовал, чтобы центуриона оставили на ночевку вместе с ним.

Как ни странно, просьбу Лонгина выполнили. Командовал отрядом охраны Сабиней. С Лонгином он держался почтительно, но отстраненно, а Приска как будто не замечал.

— Что случилось? — спросил центурион, едва очутился подле легата. Перед глазами все качалось и плыло, голова была — как медный котел. Тронь — зазвенит. Но Приск старался не показывать вида.

— Мы — пленники, — ответил Лонгин. — Наших ауксилариев я больше не видел, но Сабиней заверил меня, что с ними обращаются хорошо.

— Ты веришь варвару?

— Асклепий видел, как их увели в какую-то деревушку.

— Ты же сказал, что хорошо знаешь Децебала! — не удержался и припомнил легату его прежние легкомысленные слова Приск.

— Видимо, недостаточно хорошо, — еще более легкомысленно заявил Лонгин.

Центурион застонал от бессилия. Он был уверен, что конная охрана легата мертва.

Сутки Приск провел в условиях почти комфортных — ночью спал на узком тюфяке, укрытый ворсистым шерстяным одеялом, но с холодным компрессом на голове (тряпку несколько раз менял Асклепий). Место на спине, где багровел след от удара фалькса, вольноотпущенник смазал вонючей и жирной мазью: его деревянный сундучок со стеклянными флаконами даки не отобрали.

— Похоже, у тебя сломано ребро, но оно не сдвинулось и внутри ничего не повредило, — сказал Асклепий. — Возможно, кость только треснула.

Утром Приска посадили на мула. Асклепия тоже. Лонгина везли на крепкой невысокой лошадке. Пленники и их конвоиры ехали на восток, северо-восток, опять восток, если судить по солнцу, что висело над хребтами в мутной дымке, сулящей холодную зиму. Видимо, они в самом деле двигались к Сармизегетузе, но как-то странно, чуть ли не кругами. Ближе к вечеру к отряду Сабинея присоединилось несколько даков-подростков. За главного у них был высокий парень с длинными льняными волосами и едва пробивавшимися над верхней губой дерзко торчащими усиками. Остальные называли блондина Везер или Вез. Когда стали располагаться на ночлег, Везер подошел к Приску.

— Говорят, римлянин, ты по-нашему болтаешь. Причем хорошо…

— Да, вполне, — отозвался центурион.

Везер больше ничего не сказал, удовлетворенно хмыкнул и спешно отошел к своим. Ватага молодняка загалдела.

— Тихо! — гаркнул Везер и стал что-то объяснять. Вскоре они ушли, судя по всему — на вторую, расположенную выше террасу — на одной всем было никак не разместиться.

Ночью Приск вышел по нужде — никого из пленных не связывали, охрана стерегла террасу, вернее, единственный спуск с крутого склона, и прошмыгнуть мимо караульных пленники никак не могли. Карабкаться же наверх, где расположилась другая часть охранников, было вообще глупо. Выгребная яма, огороженная несколькими неплотно сбитыми досками, находилась почти у самого края площадки.

Но до ямы Приск так и не добрался: кто-то из охранников подскочил сзади, накинул на голову мешок, тут же второй ловко захлестнул руки веревкой. Наверное, с час его куда-то волокли, то несли на руках, то связанного тащили на одеяле. Как показалось пленнику — несли наверх. Потом стали спускаться. Он услышал приглушенные голоса и узнал мальчишек Везира — как понял по их коротким репликам, эти парни его попросту украли.

Вся прежняя жизнь научила Приска не опускать руки в любой ситуации, даже самой отчаянной. Но сейчас он был полностью беспомощен.

Наконец его положили на землю, и — похоже — охранники легли рядом. Он попытался заговорить с ними, но в ответ получил тычок под ребра и благоразумно умолк. Попытки сбросить путы привели к еще одному тычку. Однако Приск все же сумел ослабить веревки. Но толку от этого было чуть: его тут же связали по новой. Так что Приск счел за лучшее просто уснуть. Наверняка утром силы ему понадобятся.