Александр Старшинов - Наследник императора

— Сейчас! — Кориолла вернулась в комнату и вынесла во двор табурет.

Валенс сел.

— Я письмо тебе привез… — сказал центурион. И добавил: — Воды бы…

Кориолла не слышала — вынесла из задымленной комнаты колыбель с малышкой, поставила подле Валенса. Сейчас казалось — нет надежнее места, чем подле него. Мышка тоже очутилась рядом, присела на корточки, обхватила колени.

По улице кто-то промчался, заглянул во двор и побежал дальше. Кориолла даже не разглядела — свой, чужой ли. Наверное, все же свой, кто-то из ветеранов-поселенцев, они наверняка дали отпор грабителям и теперь стали выдавливать даков из поселка.

Из соседней комнаты вылез сынишка хозяина и тут же по лестнице взлетел на крышу.

— Наши идут по мосту! Наши! — заорал он во всю силу легких.

— Много? — крикнула снизу Кориолла.

— Много! Конница! Гонят даков! Ау-а!

Мальчишка приплясывал на крыше так, что вниз обрушивались одна за другой черепицы.

— Воды дай… — повторил старый вояка.

Кориолла принесла воды из бочки с водой, дала Валенсу напиться.

— Траян! — вопил мальчишка с крыши. — Сам Траян прибыл.

— Император? — не поверила Кориолла и сама не заметила, что улыбается.

— Центурион ранен… — шепнул Прим.

Кориолла только теперь заметила, что из-под лорики медленно точится по капле кровь, стекает под табуретку. Накапало уже с небольшую лужицу.

— Сумка моя… там письмо… — повторил центурион. — Письмо прочти…

Кориолла глянула на Прима.

— Беги! За медиком! В крепость! — отчеканила, будто центурион новобранцу.

— А Гай твой наглец, это точно. Нос вечно задирал. Умен вишь он больно… Но далеко пойдет… А лорика-то хорошая… — пробормотал Валенс. — Гаю твоему пригодится. Отремонтировать надо только чуть-чуть… мне вот недосуг было… а зря.

Как ни странно, медика Прим привел, хотя и не сразу. Молодой красавец с орлиным профилем, в забрызганной кровью тунике (еще совсем недавно была она белее дакийского снега). За ним семенил мальчишка-раб, нес сумку и деревянный сундучок с инструментами. Выяснилось, что медик этот — сын Кубышки, старого медика Пятого Македонского, имя Валенса для него было важнее имени легата или военного трибуна.

Женщины уже сумели перенести раненого на кровать и снять с него лорику. Кориолла наложила повязку — как умела.

Врач присел на табурет у койки, приподнял повязку, помолчал.

— Я тебе сейчас настойку дам, старина, — сказал, помолчав.

Медик что-то такое набулькал, смешал из флаконов, попросил большую чашу вина у Кориоллы и все это дал выпить Валенсу.

Потом закрыл сундучок и вышел во двор. Кориолла выбежала следом.

— К утру умрет, — сказал медик. — Муж он тебе теперь?

— Дядя, — ответила Кориолла, чтобы не объяснять все хитросплетения долгих и странных отношений с этим человеком.

— Не повезло.

Медик ушел уверенной скорой походкой — спасать тех, кого еще можно было спасти.

А Кориолла уселась на табурет во дворе. Тела убитых уже вынесли, кровь кое-как отмыл появившийся неведомо откуда Галка. Он чувствовал себя виноватым, демонстративно шмыгал носом и всеми силами выражал преданность, напоминая нашкодившего пса. Кориолла открыла сумку центуриона. Что там такого важного? Завернутые в кусок кожи монеты. Серебряные. Она их возьмет, надо надеяться, хоть что-то да оставил ей старый ухажер по завещанию. Фляга с вином, сменная туника. Кусок пергамента. Она развернула и стала читать…

«Луций Корнелий Сервиан, прожил двадцать один год…»

Она медленно опустила руку с пергаментом.

В соседнем дворе выла собака, как воют только над мертвым хозяином.

Нападение на Дробету было подготовлено с изрядной ловкостью. Даки просачивались в окрестности небольшими отрядами, таились в заранее условленных местах несколько дней, ждали, пока подойдут новые отряды под началом Везины — а именно Везине поручил Децебал командование этой важной операцией — и станет людей достаточно, чтобы захватить крепость и мост. Небольшой отряд должен был сплавиться сверху по Данубию и попасть на мост с реки. Разведчики происки даков проспали — не насторожило их появление в окрестностях многочисленных отар с пастухами, не показались подозрительными едущие друг за другом повозки — переодетые римскими поселенцами даки обманули караульных на башнях. Лишь когда враги очутились вплотную к стенам, поднялась тревога, караульный едва успел подать сигнал, как сорвался со стены, прошитый стрелой — будто птенец выпал из каменного гнезда. В тот момент за стенами крепости находилось изрядно солдат — но не в боевом порядке, а с кирками да лопатами. На счастье, строители были в лориках (приказ Траяна исполнялся неукоснительно, хотя солдаты роптали и проклинали нелепый, на их взгляд, приказ). Так что, построившись, с этими самыми кирками легионеры и встретили неприятеля. Со стены крепости стали стрелять машины — но варваров было слишком много, к тому же они быстро смешались с римлянами, ломая строй, — первую шеренгу прорвали мгновенно, взялись за вторую, оттесняя римлян к крепостной стене. Две сотни даков, не меньше, хлынули в поселок, врываясь в дома и убивая всех подряд.

Уже лопнула гнилой тетивой вторая шеренга, уже рубилась с варварами третья — не кирками, а мечами, потому как это были вышедшие на помощь легионеры, когда послышалось пение труб на мосту — на помощь Дробете, переходя Аполлодоров мост, спешила римская конница. А во главе ее — высокий воин с пурпурным плюмажем на шлеме. Траян самолично?

— Траян! Траян! — понеслось по рядам.

В самом деле — император спешил на помощь.

Начало осени 858 года от основания Рима

Виминаций

Траян, заставив варваров отступить, не стал задерживаться надолго в Дробете, двинулся вместе с эскортом в ставку свою в Виминаций.

Здесь император принял послов: местные царьки, привыкшие обогащаться грабежами, склоняли гордые головы перед Римом. Многочисленных вождей построили, как строят просителей, подающих жалобы наместнику. Языги встали в первом ряду — уверенные, что их обещаниями помощи римский император будет особо дорожить. Виделось уже им в мечтах, как рассядутся они на дакийских землях — в горы не полезут, зачем им горы? — но всю долину Мариса захватят и заставят торговый люд платить пошлины не Риму, но им, языгам. А что по Марису торговцы повезут золото, соль да серебро — этот нехитрый расчет сделать мог даже ребенок.

— Укрощенные звери под ярмом римского могущества, — заметил Сосий Сенецион, оглядывая послов.

Этот покровитель Плутарха любил выражения высокопарные и нарочно заучивал подходящие для случая слова.